F-16 в самой высокой зоне риска: истребители не бессмертны, но мы формируем новую модель войны. Интервью с авиаэкспертом Храпчинским

Украинская авиация в условиях войны работает в самой высокой зоне риска, и ни один самолет, даже самый высокотехнологичный, не является "бессмертным" и не имеет "иммунитета" от вражеских средств ПВО, тактических ошибок или просто случайных факторов. Именно этим объясняются случаи потери самолетов, которые иногда, к сожалению, имеют место. Однако сейчас можно говорить о том, что в войне наступил другой этап, когда речь идет не просто об ожидании поставок техники, а о ее тактическом и стратегическом применении. За паритет в небе Украина сражается ежедневно и формирует новую модель войны.

Межконтинентальная баллистическая ракета РС-24 "Ярс", которая находится на вооружении у страны-агрессора России, является "памятником старого мира, который хочет пугать новый". А еще это дорогое и ограниченное в количестве оружие, которое априори не может применяться для достижения тактических целей. Что касается самолета-дворца, Boeing 747-8, который Катар подарил президенту США Дональду Трампу, то, учитывая все особенности оборудования, это скорее "роскошная цель", чем безопасный борт номер один.

Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал авиаэксперт Анатолий Храпчинский.

– Могли бы вы объяснить, что такое межконтинентальная баллистическая ракета РС-24 "Ярс", которой Кремль пугает Украину? Для каких целей она предназначена? Сколько их у врага? Есть ли у нас эффективное противодействие такому вооружению?

– РС-24 "Ярс" – это межконтинентальная баллистическая ракета, которая способна нести ядерные боеголовки и поражать цели на расстоянии до 12 тысяч километров. Оружие глобальной войны. Войны, которую СССР готовил против США, Великобритании или Европы, не против Украины. Эти ракеты – прямые потомки советской школы стратегического вооружения, где огромную роль играли украинские конструкторы и заводы, в частности легендарный "Южмаш".

Но, несмотря на все эти "наступления на психику", важно понимать контекст, что Россия воюет не только ракетами. Она воюет по доктрине Герасимова – смесь классической войны, дезинформации, информационного давления, террора против гражданских. Запускать "Ярс" – это не о военной необходимости, это о страхе. О создании картинки апокалипсиса для телезрителя, который должен поверить, что Украина на грани исчезновения.

На самом деле РС-24 дорогая и ограниченная в количестве. По оценкам, Россия имеет около 150-160 пусковых установок с ракетами этого типа. Но ни одна страна не тратит межконтинентальную баллистику на тактические задачи, тем более когда речь идет о войне, где за один день Украина может уничтожить десятки российских танков с помощью FPV-дронов.

Что касается защиты, то мир, несмотря на миллиардные расходы, до сих пор не имеет гарантированных систем защиты от межконтинентальных баллистических ракет. И даже Израиль, государство, которое строило ПВО и ПРО десятилетиями, не смог недавно перехватить часть иранской баллистики. Украина же сегодня в ситуации, когда каждый Patriot или SAMP/T на вес золота. Поэтому противодействие – это не только ракеты-перехватчики, это системная модернизация, союзническая поддержка и стратегическая бдительность, которую мир потерял после длительного периода разоружения.

РС-24 – не о поле боя. Это памятник старому миру, который хочет пугать новый. Но новый мир уже научился отвечать иначе.

– К сожалению, у Украины произошла очередная потеря истребителя F-16. Что стало ее причиной? В чем заключаются главные причины подобных трагедий?

– Вопрос, который звучит почти риторически в условиях полномасштабной войны. И каждый раз, когда его задают, меня немного раздражает не сам интерес, а фокусировка именно на модели самолета – будто бы речь идет о политическом символе, а не о боевой единице.

Объясню: мы уже теряли Су-24, МиГ-29, Су-27 – боевые самолеты, которые также работают в самой высокой зоне риска. Война – это всегда о потерях. Неважно, насколько технологична машина, это не гарантия ее бессмертия. Даже F-16, который, без сомнения, является современным и высокоэффективным самолетом, не имеет иммунитета от вражеских ПВО, тактических ошибок или факторов случайности.

По состоянию на май 2025 года в украинских Воздушных силах зафиксировано много случаев боевого применения F-16, и каждый из них был сверхсложной миссией. Такие самолеты работают не над тылом, а на передовой, под постоянной угрозой российских ЗРК большой дальности типа С-400, а также средств радиоэлектронной борьбы.

Поэтому самое главное в такой новости не то, что было потеряно железо, а то, что пилот жив. А технику мы получим, закупим. Главное – сохранить людей, которые умеют на ней воевать.

– Сколько F-16 сейчас уже в строю? Сколько должны получить?

– На вопрос "сколько F-16 уже в строю?" есть простой ответ: достаточно, чтобы работать по целям врага уже сейчас. А сколько еще получим – зависит от темпов обучения, логистики и политической воли союзников.

Но на самом деле наступил другой этап войны. Мы уже не просто "ждем" технику, мы выходим на уровень тактики и стратегии ее применения. И в таких условиях публичная арифметика – это подсказка врагу, а не обществу. Нужно учиться говорить о результате, а не о количестве. Поэтому главное не сколько, а как и когда. И в этом украинские пилоты уже дают свои первые правильные ответы.

– Насколько у Украины мощный парк старой авиации советских образцов? Как происходит их модернизация?

– Мощный настолько, насколько позволяет ресурс, модернизация и смелость наших пилотов.

Мы до сих пор воюем на Су-24, Су-27, МиГ-29 – это авиация еще со времен холодной войны. Но благодаря инженерной школе, которая не исчезла, а трансформировалась в войну, эти "ветераны" стали платформами для современного оружия. Су-24, например, были адаптированы под британские Storm Shadow и французские SCALP, крылатые ракеты, которые изменили глубину поражения врага. МиГ-29 и Су-27 получили возможность нести американские высокоточные авиабомбы JDAM-ER, и это уже не просто "защита" неба, а точечные удары по тылу. Также продолжается работа над интеграцией противорадарных ракет типа AGM-88 HARM – оружия, которое "выедает" вражескую ПВО, открывая небо для других средств поражения.

Но главная проблема – ресурс. Советская техника – это не LEGO. Когда у тебя ограниченное количество двигателей, запасных частей и еще меньше заводов, способных это обслуживать, держать парк боеспособным становится искусством. Мало кто понимает, что иногда один вылет – это полдня работы инженеров со всем ангаром запчастей.

Мы до сих пор на полную используем наследие СССР, но учимся не ностальгировать по нему, а интегрировать его в современную войну. И это, пожалуй, самое сложное – держать в строю старое, пока постепенно переходишь к новому.

– По вашему мнению, когда у Украины появится возможность установления паритета в небе?

– Паритет в небе – это не просто количество истребителей. Это целый ансамбль средств: авиация, ПВО, системы РЭБ, радиолокация и даже дроны-камикадзе, которые уничтожают цели на глубине. Да, получение F-16, самолетов дальнего радиолокационного обнаружения типа Saab 340 AEW&C, интеграция современных авиабомб и ракет – все это даст нам существенное усиление.

Но настоящий паритет наступает не тогда, когда у тебя появляется суперсамолет вундерваффе, а когда ты видишь воздушное пространство как систему, где каждый элемент закрывает свою зону ответственности: ПВО прикрывает фронт и города, авиация работает по целям, а РЭБ блокирует противника. Паритет – это не состояние, это процесс. Мы к нему не просто приближаемся, мы его ежедневно добиваемся в условиях того обеспечения, которое имеем. Украина формирует новую модель войны, и паритет – не цель, а минимум, с которого начинается преимущество.

– Катар сделал королевский подарок президенту США Дональду Трампу – самолет Boeing 747-8, который глава Белого дома хочет использовать как борт номер один. Какие особенности такого самолета? Насколько это опасно – перевозить на нем первое лицо государства?

– А как же коррупция, лоббирование интересов, золотой батон и позолоченный унитаз? Подарок в виде роскошного Boeing 747-8 для президента США выглядит не как дипломатический жест, а как классический элемент "мягкой силы" с восточным оттенком. Такой жест от Катара – это не о симпатии к Дональду Трампу, а о политической математике: в условиях, когда Саудовская Аравия и ОАЭ навязывают собственные правила игры, Катар решил сыграть на опережение и прямо, без лишних реверансов, предложить президенту Соединенных Штатов новенькое воздушное "Межигорье".

Сам по себе самолет Boeing 747-8 на самом деле техническое чудо. Он может пролететь более 13 тысяч километров без дозаправки, вмещает VIP-комплектацию уровня дворца и после переоборудования способен стать воздушным командным центром. Но проблема не в металле и авионике, а в принципе: гражданский самолет, пусть даже в царском убранстве, – это не Air Force One. Без специальной защиты от ракет, средств РЭБ, антивзрывных модулей и резервных систем – это роскошная мишень, а не безопасное небо для главы государства.

И, конечно же, не стоит забывать, что в США президент не может просто принять подарок за сотни миллионов долларов. Закон строгий, даже если ты Дональд Трамп. Но в этом случае правила этики уступили правилам большой геополитической игры. Boeing из Катара стал не просто самолетом, а символом того, как в XXI веке влияние продается не через дипломатов, а через двигатели General Electric.

– Что же такого особенного в этих двигателях General Electric, что они стали "валютой влияния" в большой игре между государствами?

– В восточной дипломатии лучший способ сказать "мы друзья" – это не слова, а подарок, от которого невозможно отказаться.

Самолет как подарок – это не только жест щедрости, но и стратегическое заявление. Boeing 747-8 – это высокотехнологичная платформа, созданная на основе американских разработок, с критическими компонентами от компаний наподобие General Electric. Такая техника не просто летает, она интегрирует государство во всю систему западных стандартов, логистики и обслуживания. То есть Катар, даря этот борт, не только демонстрирует лояльность, но и еще больше внедряется в стратегическую орбиту США, подкрепляя это конкретной зависимостью от их ВПК.

Но еще глубже здесь политическая символика. Если первое лицо государства перевозит самолет, подаренный иностранным государством, то возникают вопросы: кто определяет приоритеты безопасности и где проходит граница между щедрым жестом и попыткой купить влияние? А теперь представим обратную ситуацию: как бы мир реагировал, если бы, например, КНР подарила президенту какой-то страны самолет с двигателями китайского производства?