"На день у каждого был один маленький стакан воды": врач Ирина Дагаева рассказала о спасении людей в Мариуполе

Сегодня опытный врач -отоларинголог Ирина Дагаева из Мариуполя вместе с маленькими внучками в относительной безопасности. Как это может быть в условиях войны. Она работает во Львове в центре "Я – Мариуполь", созданном специально для переселенцев из полностью уничтоженного рашистами города.

А тогда, в марте, женщина со своими детьми две недели провела в здании мариупольской филармонии, где скрывались от обстрелов около 1200 человек. Как единственный медик оказывала помощь раненым, спасала младенцев, которых принесли из разбомбленного россиянами роддома, а еще пыталась и находила лекарство, - как это все было, она рассказала в интервью "Телеграфу".

"Начались обстрелы, и мы тоже сначала забежали в злосчастный драмтеатр"

– Я люблю свою больницу, в которой проработала 45 лет, – говорит Ирина Дагаева. - Я сама из Донецка, в Мариуполь попала по распределению сразу после окончания мединститута. Вся моя жизнь была в Мариуполе. Когда началась полномасштабная война, я оставалась в городе и, несмотря на постоянные обстрелы, продолжала ходить на работу. Не хотела бросать своих пациентов. Ведь знала, что я им нужна,

После того, как в многоэтажку, где жила моя дочь, попал снаряд, она с двумя своими четырехлетними дочерями переехала ко мне. Мой дом был цел, но не было ни воды, ни тепла, ни электричества. А когда воронки от снарядов начали образовываться у моего дома, стало ясно, что и здесь оставаться с детьми больше нельзя. Мы решили ехать, но я даже не собирала свои вещи. – была уверена, что отвезу семью и сразу вернусь. Мобильной связи в городе уже не было, но среди местных пошли слухи о гуманитарном коридоре. Поэтому, нацепив на машины белые тряпки, мы поехали в центр города, в печально известный драмтеатр.

Приехав, увидели огромное количество автомобилей, но коридора не было. Начались обстрелы. Люди побежали в драмтеатр. Мы сначала тоже туда забежали, но там даже негде было сесть – так много было людей. Постояв пол часа с детьми на руках, рискнули проехать немного дальше, в городскую филармонию. Там людей в тот момент еще было меньше.

"Раненых становилось все больше"

По словам Ирины, огромной проблемой в их убежище была катастрофическая антисанитария. Единственный туалет стал непригодным для использования уже через несколько часов.

– Люди в состоянии стресса, напуганы, – вспоминает Дагаева. - Дети, пенсионеры с хроническими болезнями, инвалиды. Многие с кошками, собаками, попугаями, морскими свинками, ящерицами… Люди не бросали животных, они оставались людьми до конца.

Людей прибывало все больше. Кто-то с осколком и кровотечением, кто-то с высокой температурой, кому-то срочно нужен инсулин… Поэтому мы, двое отчаянных мужчин и я, ходили искать лекарства в разбомбленных аптеках. Мы заходили через разбитые витрины и брали все, что видели. Складывали все это в одеяло, которое использовали в качестве мешка. Пока шли по городу с этим одеялом с лекарством, несколько раз падали на землю – попадали под обстрел. Но, к счастью, не пострадали.

Еще одной огромной проблемой была катастрофическая антисанитария. В филармонии всего один туалет, и при полном отсутствии воды он был уничтожен в первые часы. Зайти туда было невозможно. Люди много дней не мылись, не могли даже помыть руки. Когда ко мне начали обращаться мамы, у детей которых уже началась диарея, я поняла, что если не решить этот вопрос, мы, не дождавшись бомбардировки, погибнем от инфекционных заболеваний. Поэтому мужчины вырыли за пределами филармонии выгребные ямы, чтобы люди могли справлять свои нужды туда.

Со временем, по словам врача, стало не хватать пищи и воды, а еще молока для младенцев, доставленных из разбомбленного россиянами роддома.

-Пищу и воду находили примерно так же, как лекарство – каждый приносил то, что мог, - рассказывает женщина. – Хлеба со 2 марта мы не видели. Были только пончики – лепешки из муки с водой, жареные на решетке. Но этих пышек было мало, и раздавали мы их только детям. Воды, которую удавалось найти, конечно, тоже не хватало. В день у каждого было 200 миллилитров – это один маленький стакан.

Труднее всего стало, когда начали поступать дети из разбомбленного рашистами роддома. Однодневные младенцы с прищепками на пуповинах. И их мамы с послеродовыми кровотечениями, без молока. Это и понятно – откуда взяться молоку, если женщина не ест, не пьет, а на роддом сбросили авиабомбу? А сколько может прожить новорожденный без еды? Таких детей у меня было трое.

Молоко для малышей я выменивала у местного населения. Когда из близлежащих домов приходили люди за каким-то лекарством, говорила: "А что вы мне можете дать вместо этого?". Они спрашивали, что нужно. Я отвечала, что нужно все. Кто принес банку засахаренного меда, кто печенье. А одна старушка нашла в разбитом доме детскую молочную смесь. Ею из пипетки я кормила младенцев.

"В Запорожье впервые за три недели увидели хлеб"

Ирина Дагаева признается, что ее до сих пор не оставляет чувство вины. Она с внучками на свой страх и риск вырвалась из Мариуполя, а многие остались в филармонии.

После того, как в дом напротив филармонии попал снаряд, мы поняли, что следующими будем мы, - говорит врач.

– А мы даже не в подвале – это просто здание, еще и с большими витражными окнами. Поэтому люди просто прыгали в машины и ехали – без каких-либо гуманитарных коридоров на свой страх и риск. Я уехала ради своих маленьких внучек. И меня до сих пор не отпускает чувство вины – ведь многие люди в филармонии остались…

По дороге мы нарвались на вражеский блокпост. Рашисты пугали, что дорога в Запорожье заминирована и мы подорвемся. Но мы ехали дальше. В Запорожье впервые за три недели увидели хлеб. И даже через несколько недель, когда уже были во Львове и могли купить разные продукты, внуки просили: "Бабушка, дай хлеба. Мы не хотим голодать".