На прорыв возле Доброполья у врага не хватило сил, но с Покровском ситуация критическая: израильский эксперт Шарп озвучил прогноз

Покровск и Мирноград оказались в критической опасности из-за полукольца, которое сжимает российская оккупационная армия. Если Силы обороны не найдут дополнительных резервов или других вариантов стабилизации ситуации, не исключен вариант прекращения обороны этой агломерации. Это направление, я также Константиновское, остаются для врага в приоритете, тогда как остальные играют второстепенную роль.

Изменилась ли тактика врага? Почему ему удается продавливать украинскую оборону там, где еще недавно этого не удавалось? Большую роль здесь сыграла тактика длительного давления благодаря превосходству в личном составе. Именно поэтому стало возможно продвижение оккупанта в направлении Купянска. Тем не менее попытка прорыва в районе Доброполья наглядно показала, что российская оккупационная армия имеет серьезные проблемы с резервами и далеко не всегда может развить достаточно успешные наступательные операции.

Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал израильский военный обозреватель Давид Шарп.

– На карте боевых действий можно увидеть, что в районе Покровска и Мирнограда постепенно создается котел. Вдоль линии фронта на востоке Украины есть и другие участки, где также намечается полуокружение. Кроме того, можно заметить, что за последние дни враг увеличил темпы своего продвижения. Как вы думаете, с чем именно это связано? Считаете ли вы, что сегодня оккупационная армия фактически воюет на пределе своих возможностей?

– Я не знаю, на пределе или нет, но они воюют с примерно одинаковым подходом уже два года – я имею в виду общий подход. Он заключается не в том, что они бросают очень большие силы с целью добиться быстрого или глубокого прорыва. Такой возможности у них нет. Как правило, у них нет крупных сил, которые можно применить единовременно, да и они не очень умеют это делать. Но постепенное накапливание сил в резервах, а также постоянное привлечение контрактников позволяет им давить при помощи численного преимущества, определенных огневых возможностей и тактики.

Их тактика состоит в поиске слабых мест и в давлении на отдельных участках. Если нашли слабое место, осуществляется охват, продвижение, чтобы в этом месте произошло что-то относительно быстрое. Мы видели такое на примере Авдеевки, прорыва под Очеретино, захвата Угледара. Очень долго за Угледар шли упорные бои, затем его удалось захватить и продвинуться, потому что оборона за Угледаром не была готова.

Таким образом, на мой взгляд, ничего особого не изменилось. Есть только некоторые мелкие нюансы, а в общем и целом такая же стратегия. Еще год назад мы говорили об опасности для Покровска, но это медленное продвижение сегодня привело к тому, что город уже не просто в опасности, а в критической опасности.

Поэтому либо украинское командование за счет применения новых резервов или каких-то новых интересных возможностей меняет ситуацию под Покровском, эту тенденцию, когда российская армия охватывает город все больше и больше и сжимает его в полукольцо, либо ситуация станет совершенно критической, когда оборона нецелесообразна и сопровождается большими потерями.

Это стало результатом очень длительного давления под Покровском. Естественно, есть еще примеры, но в общем и целом я не вижу никаких особых изменений у российской армии. Да, у них проблемы с личным составом, его не так много, но они нашли некую стезю, по которой идут, сохраняя эту инициативу. Иногда территориальные успехи долгое время в тех или иных местах фактически отсутствуют, но с течением времени накопившееся давление дает результат. Это то, что мы наблюдаем в Купянске. Это еще один из примеров, когда очень долго давили-давили, и сегодня угроза захвата города более чем явственна после длительной успешной обороны.

– Как я понимаю, суммарное количество личного состава у врага фактически остается неизменным. Например, мы видим, что на севере нашей страны фронт фактически замер. Таким образом, враг просто делает определенные акценты на определенных участках фронта. Правильно?

– Может быть. На самом деле, чтобы знать, есть ли наращивание численности группировки в целом, надо иметь разведывательные сводки. Вслепую полагаться на открытые источники было бы неправильно. Но тем не менее есть такой открытый источник, как главнокомандующий Вооруженными силами Украины генерал Сырский, который несколько раз называл цифры российской группировки. Впрочем, не совсем понятно, какие критерии он имел в виду.

Он говорил о группировке в Украине, но тут и не боевые части, и те, кто границы контролирует. Но смысл приведенных им цифр в том, что наблюдается определенный рост группировки. Он небольшой, но численность возрастала постоянно, и это на фоне тяжелых боев и серьезных потерь.

Предположим, это верно. Таким образом, численность группировки примерно одинаковая либо немного возрастает. Это значит, что пополнение превышает потери, и это позволяет наступать такими темпами и с такими подходами, как есть. Но это не избыток сил, далеко не избыток. Мы знаем, в том числе из сообщений Z-военкоров, какого рода иногда негодный состав в итоге бросают в бой. То есть у них тоже дефицит.

У украинцев также дефицит живой силы, пехоты у них тоже. Плюс стоит учитывать, что есть украинский дефицит. Предположим, дефицит усиливается и российский, и украинский, но если российский усиливается чуть меньшими темпами, то разница ухудшается.

Наверное, россияне хотели бы наступать везде, но есть ощущение, что их группировки разные. Понятно, что есть некий общий план, но каждая группировка решает свои задачи, и иногда это не какое-то генеральное направление. Например, какая-нибудь группировка на Запорожском направлении в районе Орехово наступает по своей инициативе, исходя из того количества личного состава, что у нее есть, но это количество ограничено. В итоге есть приоритеты.

Очевидно, что действия в Сумской области изначально носили вспомогательный характер, вот когда после Курска россияне вторглись в Сумскую область, чтобы отвлечь украинские ресурсы, возможно, захватить какую-то территорию. Но дальше мы видим, что все равно основные усилия были брошены на Покровское направление, на Константиновку и так далее, но не хватает сил на все одновременно.

Например, прорыв вблизи Доброполья, который в августе месяце частично купировали Вооруженные силы Украины. Ведь этот прорыв теоретически имел очень большой потенциал, они, по сути, малыми силами продвинулись очень глубоко. Если бы у них были резервы, они могли бы бросить их в бой и создать такие проблемы украинскому командованию, что и говорить не хочется. Но у них просто, по всей видимости, не хватило сил. То есть здесь два варианта: либо они не поняли, что у них может быть в руках, но мне сложно в это поверить, либо у них просто не было достаточного количества сил, и они не использовали эту возможность по объективным причинам.

Так что и у россиян серьезных проблем хватает. Главное, чтобы этих проблем стало больше, и наоборот, чтобы баланс между украинскими и российскими проблемами начал изменяться в пользу Украины.

– Удары украинскими дронами по российским НПЗ уже стали обыденностью. Последний пример – атака на рязанский НПЗ. Мы видим, что это серьезно бьет по стране-агрессору, но как эти удары непосредственно связаны с военными действиями оккупационной армии, есть ли здесь прямая, непосредственная связь?

– Если вы имеете в виду ситуацию на фронте, то я думаю, что ее нет, потому что мы ничего не слышим об этом, о том, что у действующей российской армии дефицит топлива. Связь может быть только косвенная и в том случае, если Россия терпит большие убытки. Я сейчас не говорю о медийной картинке, о том, что часть россиян чуть-чуть почувствовали какую-то напряженность с топливом. Но и тут я пока не слышал, чтобы машины в России стали и россияне не могли ездить, потому что кончилось топливо. Даже до такого уровня еще не доходило.

Поэтому нет такой ситуации, когда танки не едут или едут меньше. Значит, проблемой может быть только если резко упадут доходы российского государства либо убытки будут велики. У них есть доходная часть бюджета, и она расходуется и на фронт. Но тут, к сожалению, цифр у нас нет.

Мы знаем, что есть прямые повреждения на НПЗ, где-то на какое-то время перестали перерабатывать топливо, но тут возможны ситуации, когда топлива стали производить меньше, зато продают его дороже, и прибыль не особо страдает. Либо, например, если невозможно нефть перерабатывать, так ее продают на открытом рынке и тоже больше зарабатывают.

Для того, чтобы армия пострадала, нужны совсем иные масштабы. Вопрос в том, насколько пострадал доход, каковы убытки российского государства в целом. Понятно, что убытки есть, но каковы они? У меня нет этих цифр.

Пока есть элементы дефицита бензина, есть медийная картинка, отвлечение ресурсов, но как это измеряется в деньгах, я не знаю.

Способ вынудить Россию отказаться от такого рода ударов, если мы не говорим о каких-то договоренностях – это нарастить свои удары и по аналогичным целям в России, и по тем, по которым удары уже наносятся, с тем, чтобы показать, что шкурка выделки не стоит, то есть взаимное устрашение.

Либо второй вариант – взаимное равноценное возмездие, то есть чтобы противник, по крайней мере, нес очень существенный ущерб. Украинцы угрожали России. Говорили о блэкаутах, о возможных ударах по Москве, когда чиновникам придется сидеть в бомбоубежище. Демонстрировались новые боеприпасы, в том числе ракеты "Фламинго". Утверждалось, что они выпускаются в больших количествах.

Самое время с военной точки зрения эти моменты реализовать, потому что российские удары наносят Украине очень существенный стратегический ущерб. Они не просто создают некомфортные условия и неудобства – здесь также присутствует фактор устрашения. Если этот фактор есть у Украины, очень важно было бы его предъявить.