Жданов: ВСУ могут обвалить линию фронта и открыть дорогу на Луганск. Интервью

Бои за город Соледар на Донетчине продолжаются. Украинская армия столкнулась на этом участке фронта с определенными проблемами, но шанс удержать позицию остается. Небольшие украинские города – Соледар или Бахмут – нужны Кремлю как символ. Захватив их, оккупанты могли бы оправдать готовящуюся вторую волну мобилизации в России.

А в районе Кременной происходит противоположный процесс. Украинская армия успешно штурмует этот город. Если Россия потеряет контроль над ним, весь фронт в Луганской области может обвалиться. Тогда украинские Силы обороны откроют прямую дорогу на Луганск. Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZREVATEL высказал военный эксперт Олег Жданов.

– Главный вопрос сейчас – что с Соледаром, удастся ли украинской армии удержать его?

– С Соледаром ситуация пятьдесят на пятьдесят. Потому что у нас есть проблемы в организации обороны, проблемы в управлении войсками с нашей стороны. Это отмечают и многие западные аналитики. В принципе, войск достаточно, но есть проблемы.

На сегодняшний день (12 января. – Ред.) наши войска отошли от центра Соледара. Бои сместились в западную часть этого населенного пункта. Но в целом мы удерживаем свои позиции. И у нас есть шанс удержать Соледар. Я бы не сказал, что все так плохо.

– Почему для нас так важен Соледар? Почему он важен для врага?

– Соледар – это символ. Соледар, Бахмут… Любой населенный пункт сегодня для Российской Федерации – это символ. Им нужна победа для того, чтобы мотивировать общество на продолжение войны.

Например, Путину надо объявить вторую волну мобилизации. Он вообще хотел бы всеобщую мобилизацию. Во всяком случае, так говорят некоторые источники из Кремля. Но сегодня нет оснований для этого, нет побед. Что сказать россиянам? Мы проигрываем – идите в военкомат? Нет, так никто не пойдет.

Но если так: "Смотрите, сегодня мы взяли Соледар, а завтра мы возьмем Киев, надо добить националистов и б@ндеровцев в их берлоге" – да, это мотив. Поэтому на сегодняшний день важен не сам Соледар. Просто, по мнению российских военачальников, в Соледаре у нас самое слабое место в обороне. Они долго пытались взять Бахмут, но потом было принято решение идти на прорыв в Соледаре.

Так что Соледар или Бахмут – разницы никакой нет. Важен символизм.

– Каково значение Кременной? Россия перебросила туда дополнительные силы, чтобы не потерять город. Он тоже имеет символическое значение?

– Там ситуация полностью противоположная. Мы штурмуем Кременную, и у нас есть успехи. А для российской армии потеря Кременной – это вероятность обвала всего фронта Луганской области. Это возможность для наших войск окружить группировку в районе Соледара. От Кременной мы можем пойти на восток, на Старобельск – а это прямая дорога на Луганск.

Но, скорее всего, если мы освободим Кременную, мы пойдем на Северодонецк и Лисичанск. Тогда и Бахмутское направление оказывается в полукольце. Если мы берем Кременную и двигаемся дальше на Северодонецк, будет угроза окружения российских войск.

Кстати, в районе Кременной российские оккупационные войска бросили в бой самое лучшее, что есть на сегодняшний день, – десантные части. Там они пытаются применять тактику встречного боя. То есть мы атакуем и они атакуют.

– Каково ваше мнение по поводу новых перестановок в российском Генштабе? Герасимов назначен командующим объединенной группировкой войск, Лапин стал начальником штаба Сухопутных войск. Мы видели, что ранее после таких рокировок оккупант существенно активизировался. И сейчас мы можем ожидать того же?

– Да, и сейчас мы можем ожидать того же. Герасимов сейчас будет готовить какую-нибудь наступательную операцию.

Но тут есть две составляющие – сугубо военная и политическая. Политическая состоит в том, что, на мой взгляд, Шойгу решил укрепить свои позиции и вернуть себе полный контроль над силовым блоком под названием "министерство обороны". Они решили взять все в свои руки. И сегодня Суровикин уже никто и звать его никак. Потому что он заместитель. А заместитель – это человек, который на подхвате, когда начальник не может.

Герасимов теперь начальник, и у него появился еще один шанс проявить себя. Кстати, у него очень большой опыт. Для нас он хуже, чем Суровикин. Все-таки Герасимов провел уже не одну военную кампанию российской армии в разных точках мира – и в Грузии, и в Сирии.

Но в любом случае мы видим внутрикремлевскую борьбу за близость к Путину.

– Обратите внимание: мы все время обсуждаем процесс освобождения "новых" оккупированных территорий. В некоторых местах линия фронта подходит буквально вплотную к "старым" оккупированным территориям, к тому же Донецку, и все-таки не пересекает эту условную черту. В чем тут проблема?

– Я бы не так трактовал эту ситуацию. Наоборот, есть места, где мы удержали линию по минским разграничениям, мы не отступили. А есть места, где мы все-таки отступили под натиском российских войск. На Донецком направлении мы еще не проводили наступательных операций. Мы ведем там оборонительную операцию и пытаемся контратаковать только на отдельных участках.

Потому это наша заслуга, что на некоторых участках мы до сих пор стоим на той линии, которая была 24 февраля. Российская армия не смогла прорвать нашу оборону и ни на метр не продвинулась вглубь нашей территории.

– Скоро будет год, как мы говорим об опасности вторжения со стороны Беларуси. Тем не менее пока этого не произошло. Исходя из последних событий, считаете ли вы, что вероятность этого возросла?

– Нет, вероятность вторжения остается на том же уровне. Потому что Россия на сегодняшний день не формирует ударной группировки для вторжения. Использует Беларусь как учебно-материальную базу для подготовки своих войск. В частности, мобилизованных, которых они туда завозят, а потом забирают в уже более-менее сформированных воинских частях.

А вот вмешательство самой Беларуси в войну становится все иллюзорнее с каждым днем. Потому что Лукашенко делает все, чтобы ослабить боевой потенциал своей армии, ослабить возможности ведения боевых действий вооруженными силами Беларуси. Он раздает боеприпасы, он позволяет Путину вымывать у него мобилизационный резерв, он отдает технику длительного хранения.

И получается, что, кроме войскового комплекта вооруженных сил, у него ничего не остается. А это максимум две недели активного ведения боевых действий. А дальше что?