Враг стремится вернуться на правобережье Днепра и отрезать Украину от моря. Капитан Заблоцкий объяснил, возможно ли это

Страна-оккупант Россия пытается активизироваться на левобережье Днепра. Вскоре после того, как подразделения Сил обороны были вынуждены покинуть плацдармы в Крынках и Урожайном, враг начал демонстрировать намерения форсировать Днепр и выйти на правый берег. Однако в действительности это невыполнимая миссия, поскольку здесь господствует украинская артиллерия.

Враг пытается спасти Керченский мост с помощью многочисленных барж, которые ставит вдоль этого сооружения. Он не отказался и от амбициозного плана отрезать Украину от моря, поэтому не перестает атаковать юг нашей страны. Однако в нужное время мост все равно будет уничтожен, а Украина, без сомнения, останется морской страной.

Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал военно-морской эксперт, обозреватель журнала Defense Express, научный сотрудник Национального военно-исторического музея Украины, капитан I ранга в отставке Владимир Заблоцкий.

– Спутниковые снимки свидетельствуют о том, что оккупанты втрое увеличили количество защитных барж у Керченского моста. Они продолжают защищать это сооружение от украинских морских дронов. Насколько такое препятствие, как баржа, может спасти мост? Ведь у врага нет возможности закрыть баржами мост по всей длине? Как вы думаете, каким может быть механизм попадания в этот мост?

– Механизм попадания определяет Генеральный штаб, здесь я ничего не могу сказать. Но баржи являются физическим препятствием для прохода катеров. Это одно из средств, используемых в комплексе. Они (россияне. – Ред.) ставят мины, минируют там, где есть мелководье, у берега, чтобы нельзя было войти. Эти баржи соединяют между собой цепями, тросами, притапливают их на мелководье. Но затапливать их нет смысла.

Когда мы атаковали Черноморский флот, было нечто подобное. Один морской безэкипажный катер взорвал заграждение, а второй ушел и взорвал катера у причала. Никто не помешает нам поступить так же и здесь.

Но вопрос в том, когда это будет осуществлено. Военные говорят, что это будет сделано в подходящий момент, когда будет реализовываться операция по освобождению Крыма. Так что примерно так перспектива и выглядит.

Относительно количества – в действительности противник не может найти такого количества барж, чтобы полностью закрыть им весь Керченский мост. Но они должны что-то делать, должны отчитываться Москве, что, мол, вот, мы делаем! Они стягивают туда средства ПВО. Пусть стягивают, ведь в таком случае их будет меньше на других участках фронта. В частности, средства ПВО уже убрали с запада полуострова, поэтому мы более или менее свободно атакуем их в Крыму.

Процесс движется в нужном для нас направлении, и это хорошо. Пусть ставят баржи, пусть делают, что хотят, но это их не спасет.

– Считаете ли вы, что Керченский мост до сих пор остается мощной транспортной, логистической артерией врага? Или же его используют меньше?

– Его спользуют меньше, потому что мост поврежден. Повреждена железная дорога и автомобильная полоса, по несколько раз. Так что пропускная способность моста ограничена. Поэтому они начали перевозить паромами, но и паром два дня назад был атакован и выведен из строя, сейчас использовать его нельзя. Поэтому россияне построили железную дорогу из Ростова до Азовского моря, в Бердянск.

Потребность в логистике у них очень велика, ведь они воюют, тратя огромное количество боеприпасов. Они стреляют, просто чтобы стрелять, чтобы создавать огневую завесу, чтобы все уничтожать. Им даже нет смысла целиться. Это российская тактика ведения войны. Таким образом, противник требует много боеприпасов, много патронов, много горючего и всего остального. Но мы работаем над тем, чтобы прервать этот логистический путь.

– Силы обороны были вынуждены оставить плацдармы в Крынках и Урожайном, потому что не было возможности удерживать их дальше. По вашим оценкам, насколько это ухудшило для нас ситуацию на этом участке фронта? Если посмотреть на карту боевых действий, создается впечатление, что враг пытается преодолеть водное препятствие и выйти на правобережье Днепра на участке фронта между Крынками и Казачьими Лагерями. Действительно ли есть такая опасность?

– Противник уже задекларировал такое намерение и накапливает войска. Но это ему не удастся. Это скорее необходимо рассматривать как средство перехватить инициативу, которая была на нашей стороне на этом участке фронта, здесь, на юге, в отличие от Донбасса.

Противник будет и дальше пытаться это делать, но это очень сложно с точки зрения здравого смысла. Потому что мы находимся на высоком берегу, артиллерия видит дальше и стреляет дальше российской. Следовательно, подойти к берегу они не смогут. Именно поэтому мы могли так долго держать плацдармы на левом берегу. Но поскольку там уже все уничтожено, негде закрепиться, мы были вынуждены отойти. Не было смысла удерживать плацдарм в условиях, когда противник господствует в воздухе и КАБами уничтожает все, что видит.

Но все равно мы будем освобождать левобережье. Кстати, на левобережье еще остались наши плацдармы, ближе к Херсону. Ситуация динамичная, это война.

– Мы видим, что враг не прекращает атаки на Одесщину, на весь юг материковой Украины. По вашему мнению, существует ли теоретически опасность того, что враг может отрезать Украину от моря?

– Не может. У врага нет ни сил, ни средств, ни ничего другого. Это не больше чем запугивание. Это попытка уничтожить морскую составляющую нашей экономики – после того, как мы прорвали морскую блокаду, восстановили сообщение с внешним миром, возобновили экспорт и импорт по морю. Противник больше не может ничего сделать. Его корабли больше не могут атаковать суда, потому что они идут по водам Болгарии, Румынии, Турции. В случае атаки это означает войну с НАТО.

Когда суда заходят в порты Одессы – да, они (россияне. – Ред.) пытаются что-то сделать. Но и мы не пасем задних. Мы усилили ПВО и ПРО. Не исключаю, что в регионе появились новые системы Patriot или SAMP/T. Официально об этом не сообщается, но, очевидно, там уже работают средства противовоздушной обороны. Противник несет ощутимые потери. Но он не может этого признать, ведь в питерской подворотне так не принято – "пацан сказал, пацан сделал". Но не выходит у пацана ничего.