Подоляк: важно зайти в 2024 год страной – победителем агрессивного авторитаризма

Михаил Подоляк занимает формальную должность "советник руководителя Офиса президента", но его полномочия выходят за узкие должностные рамки. Он один из руководителей коммуникационного направления Банковой. В рамках проекта "Орестократия" с ним говорили о поставках оружия, победе и даже Арестовиче.

– Какой у страны план на эти ближайшие три месяца?

– У нас ничего не меняется. Для россиян ключевое сейчас – перевести конфликт в затяжной. Они хотят чуть-чуть поджать нас и зайти хотя бы еще на 10-15 км, это понятно, но, безусловно, этого им никто не позволит сделать. Параллельно они хотят подвесить конфликт, чтобы это была новая формальная линия разграничения, чтобы это было временное даже не перемирие – оно им не нужно, а существенно снижение интенсивности огня на полгода. За это время они успеют растянуть внимание европейских сообществ, уменьшить, как они считают, военную помощь для нас, зафиксировать за собой оккупированные территории и увеличить присутствие своих мобилизованных и производство снарядов.

Для нас это категорически неприемлемо, потому что это будет растворять украинское государство. Для нас важно накапливать ресурсный резерв. Что такое "ресурсный резерв"? Это прежде всего снаряды, которые нам нужны, их действительно дефицит, не хватает 152-го калибра. Да и 155-й никто не производит в таком количестве, как нужно для этого этапа войны. Кроме того, нам нужно увеличить количество ракет и дальность этих ракет. Это два ключевых инструмента на ближайшие три месяца.

– Поговорим об оружии для контрнаступления. Что и когда нам придет? У нас уже есть часть танков. Когда мы ожидаем все остальное? Британцы обещали ракеты дальнего радиуса…

– Все будет в течение полутора – максимум двух с половиной месяцев. Танки идут постепенно, это вопрос сложнейшей логистики. Речь идет не просто о поставках, а об инфраструктуре, позволяющей ремонтировать, обслуживать танки, обучать экипажи. Уже заканчивает обучение определенное количество экипажей, все аккумулируется, и весной оно будет накоплено в Украине.

Но давайте я тут же скажу следующие две вещи. Мне кажется, что все, что касается передачи оружия, – об этом должно обязательно сказать правительство другой страны, которое предоставляет непосредственно тот или иной вид оружия. Это очень важно, это фиксация того, что страна непосредственно участвует в помощи нам защищать свою территорию. Для них это информационно важно, это важно для подкрепления резолюций, принимаемых на различных международных площадках, в том числе в ООН. Вторая составляющая – Генеральный штаб. Мне кажется, что надо отойти от того, что кто-либо может давать комментарии, какое оружие и когда поступит и как мы будем его использовать. Это может давать только непосредственно Генштаб. Тогда у нас было бы меньше спекуляций, меньше лишних ожиданий, а гораздо больше серьезного осознания, на каком этапе войны мы находимся, какие результаты уже имеем.

– Президент неоднократно говорил (и мы сейчас видим это на примере танков), что западные политические декларации не всегда совпадают с реальными действиями. Несколько государств НАТО заявили, что не могут своевременно поставить определенное количество обещанных танков, потому что они "не в том" техническом состоянии. Насколько это соответствует реальности? Как планируется компенсировать это?

– К сожалению, мир очень информационный. Политики иногда приукрашивают реальность. Это очень нравится избирателю, очень нравится политической элите. Это проблема глобальной политики – очень много слов и гораздо меньше логистики и конкретных дел. Мы все понимаем, но все же просим наших партнеров более придирчиво смотреть, что у них на складах, что после консервации, можно ли наладить максимально быструю расконсервацию. Это вопрос дипломатической работы, которой занимается и президент, и другие институции Украины.

Мы объясняем, что это вопрос не только информационной составляющей. Мы же не делаем никаких заявлений, только чтобы россияне напугать... Иногда партнеры живут в этой иллюзии, что заявления уже выполняют фундаментальную роль с точки зрения влияний на РФ, а это сегодня, к сожалению, не совсем так.

– Британцы обещали дальнобойные ракеты. Они могут быть в течение 3 месяцев?

– Не только Британия, но и Соединенные Штаты обещали и передают, они входят официально в пакеты помощи.

– Там немного "более короткие", на 150 км.

– 150 – это очень важно. Соединенные Штаты и Британия понимают, что на этом этапе, если мы не будем иметь возможности попасть глубже в логистическое тыловое обеспечение российской армии, это будет замедлять наши контрнаступательные действия, существенно замедлять. Потому что Россия концентрирует на расстоянии 100 и более километров и мобилизованных своих, и казармы, концентрирует ключевые склады, оперативно-тактические или даже стратегические, и если мы хотим эффективно контрнаступать, минимизируя свои потери, в том числе потери бронетехники, то нам нужно процентов на 30-40 уменьшить боеспособность России – артиллерия, контрбатарейка, артиллерийские склады и, безусловно, оттеснить от наших первых рядов российских мобилизованных.

Первое – это снаряды 155 мм, разных модификаций, в том числе те, которые могут бить чуть дальше, скажем, 10-20 км. Второе – это дальнобойные ракеты, ключевой инструмент этого этапа, на 100-200 или даже на 300 км. Третье – это беспилотная авиация, позволяющая существенно повысить точность использования ракет разной дальности. В течение трех месяцев мы будем получать все, что нам нужно, из этих инструментов.

– Ты купил билет в Крым с открытой датой в надежде побывать там весной. Теперь поездка переносится на лето или осень?

– Билет открытый, обязательно я буду на набережной Ялты, это даже не обсуждаем, потому что это объективная финализация войны. Безусловно, если бы мы получили все эти инструменты немного раньше, например в конце 2022 года, мы бы выходили на финализацию определенных боевых действий ближе к лету. Сегодня, понимая состояние глобальных проблем чуть-чуть больше, уже знаем: получить весь необходимый, в количественном виде, объем номенклатуры трудно было бы до того момента, когда мы рассчитывали получать. Поэтому оно будет немного медленнее до нас доходить.

– Заместитель министра обороны США по политическим вопросам Колин Каль не исключает, что в Украине может продолжаться война еще два-три года, а может закончиться уже до нового года. Мы все ясно понимаем, что продолжительность войны зависит от скорости поставки нам оружия. Как расшифровать это заявление замминистра обороны?

– Я думаю, что до конца войны будет очень много экспертных заявлений относительно сроков, политических финалов войны, они будут очень разными. Это не проблема, на мой взгляд. Более того, накануне войны тоже были разные оценки, и, мягко говоря, они были о том, когда Украина падет. Они имеют право на это, это нормально.

Но по срокам – здесь есть много составляющих, которые влияют на течение войны. Снабжение оружия – это один из факторов, важный, но он только один. Есть много других составляющих: психология войны, логика войны, логистическое обеспечение. Если мы уничтожим логистическое обеспечение российской армии, то у них не будет ресурса удержать оборону на том или ином направлении. Они в том или ином направлении падают, и это существенно деморализует другие подразделения российской армии.

Далее, в самой России очень много проявлений войны. Вы видели эти взрывы, что-то летает. Они (россияне. – Ред.) учатся использовать бомбоубежища, у них периодически звучат сирены, они "Пулково" закрывают, гражданский аэропорт Санкт-Петербурга. Это ощущение, что война идет иначе, заходит на территорию России, и что в России будут происходить обязательные процессы. Люди начнут бояться. Раньше они боялись государство российское, то есть силовую вертикаль, боялись протестовать против этого государства, но сейчас у них начинается такая внутренняя шизофрения. Они начинают думать, чего нужно бояться больше – государства как такового, которое вовлекло их в "СВО", или, наоборот, самого "СВО", которое уже продолжается на территории РФ.

Это два страха, которые между собой начинают бороться, и они будут заставлять людей сомневаться в государстве, протестовать, саботировать и так далее. Очень много и очень быстро будет нарастать количество инцидентов разного плана. Кроме того, не забываем, что у них постоянно падают вертолеты, самолеты, С-300 на тот же Белгород. То есть это все создает ощущение, что война уже дома и это не война, которую ведет кто-то против России. Они понимают, что "нам обещали до Ла-Манша дойти за пару недель" и мы втянулись в этот поход на Ла-Манш, а в итоге зависли возле Киева, а потом даже возле Бахмута.

Нам нужно просто эффективно контратаковать, массово убивать врага, и это будет ускорять все психологические правильные наступления в самой Российской Федерации.

– Почему разведки западных стран, прогнозируя даты украинской победы, не принимают во внимание финансовое состояние России? В январе расходы бюджета РФ составляют 41 млрд долл. в месяц, доходы – 18 млрд, дефицит – более 50%. Сегодня Россия дотирует свою экономику за счет резервного фонда, но к лету эти деньги закончатся.

– Четыре составляющие. Во-первых, санкции, к сожалению, можно обходить и частично зарабатывать. В России много сырья, идущего по дисконту на восточные рынки, и это позволяет получать прибыль.

Вторая составляющая – многие международные компании до сих пор работают в России, генерируют добавленную стоимость и платят налоги, и эти налоги существенно позволяют финансировать войну. Они, безусловно, переводят экономику на военные рельсы, но многие международные компании считают, что для них рынок России абсолютно нормальный и можно там работать.

Третья составляющая – в России нет общества, которое хочет жить зажиточно. В России есть общество, которое может жить в лагере. То есть не нужно тратить деньги на поддержание определенного уровня жизни, это очень важный параметр.

Четвертая составляющая – возможность России использовать накопление ресурсов, в том числе арестованных в других странах. Россия ищет возможности использовать эти ресурсы для финансирования войны.

Я бы не ориентировался на экономику, я бы ориентировался на эффективные контрудары по увеличению потерь России.

– Ты больше веришь в переворот или в распад России на куски, который анонсировал Путин?

– Это будет одновременный процесс, и будет выглядеть следующим образом: существенное падение внутреннего авторитета Путина – десакрализация уже идет, будет внутренний конфликт, параллельно с этим будут происходить социальные бунты в регионах, особенно в этнических регионах, и эти регионы будут ставить вопрос о том, идут они в самостоятельное плавание или они все-таки переформатируют федеральный договор на конфедерацию с изменениями в конституции.

В итоге будет другая элита. Мы в какой-то момент поймем, что, например, уже не Патрушев доминирует, не Нарышкин, а совсем другие персонажи. Будем видеть немного другие процессы, которые будут напоминать 1991 год, 1993-й, возможно, с танками Таманской дивизии на улицах столицы, которые будут штурмовать "Белый дом".

– На Мюнхенской конференции Шольц и Макрон демонстрировали единство с позицией Байдена – война идет до полного поражения Путина. Но потом, сообщает Wall Street Journal, они убеждали украинского президента как-то постепенно думать о мирных переговорах с Путиным, потому что война затянется надолго. Что это значит?

– Давайте зафиксируем позиции, чтобы было понятно. Первое и ключевое: давить на президента Зеленского невозможно физически и психологически, он доминирующая сегодня политическая фигура в глобальном измерении. Он сегодня закладывает основы глобальной повестки дня, это нужно понять. То есть инициативная Украина доминирует, и все это понимают, что нажать на нас не получится.

Здесь я перехожу ко второму вопросу – что такое мирное урегулирование, слово "мирное" что должно означать? То есть вы должны сдаться, потому что новая линия разграничения – это будет проигрыш страны. Это будет в дальнейшем выглядеть так: Россия не проиграла, россияне не несут ответственности за военные преступления, Россия не выплачивает репарации, Россия будет продолжать провоцировать нас, будет говорить, что мы нацисты. Что мы с вами получим? Мы получим существенное увеличение политических провокаций, существенное увеличение политических убийств, будут мощные террористические акты, Европа от нас отвернется, денег не будет существенных, трансформацию армии мы не закончим, в НАТО и Евросоюз мы не заходим, потому что у нас не закончена война.

Относительно господ Шольца и Макрона, безусловно, здесь больше информационной спекуляции, чем они действительно могут давить. Потому что они совершенно точно понимают, какой должен быть финал этой войны и что любой финал, где Россия остается на территории Украины, это финал поражения демократического мира. Визит Байдена и речи Байдена очень четко зафиксировали позицию – демократы не проиграют. Зафиксирую здесь очень важную позицию господина Столтенберга, который сказал, что, безусловно, война может быть тяжелой, но непроигрыш России будет иметь гораздо более тяжелые последствия для Европы, для демократии. Уже не вопрос Донбасса, Крыма – это вопрос мировых ценностей.

– Недавно с вами в команде был известный коммуникатор Алексей Арестович. После отставки его прогнозы резко изменились: в первый год войны они были умиротворяющими, а сейчас они стали очень категоричными. Почему?

– Мне сложно сказать об этом. Я считаю, что когда ты находишься в Офисе президента, немного глубже понимаешь процессы. У тебя есть доступ к определенной информации, ты можешь обсуждать эту информацию во внутренней среде, получить дополнительные данные и более глубоко понимать и психологию, и логику войны. Безусловно, когда ты выходишь в свободное плавание, у тебя больше эмоциональной составляющей, и, таким образом, ты можешь более радикально о чем-то говорить. Но я не вижу в этом никакой проблемы.

Мы, кстати, достаточно либеральны, не водили цензуру в военное время, даем возможность дискуссии. Я постоянно в прямом эфире общаюсь по каким-либо вопросам и откровенно отвечаю на все, что можем. Я считаю, что функционирование государственной информационной составляющей должно быть следующим образом. Есть президент, он не просто стратегически, но и оперативно понимает, что происходит. Есть соответствующие государственные институты, владеющие большим объемом информации, из которой 80% нельзя публично обсуждать. Есть много экспертов, которые хотят повысить свой вес и ссылаются на какие-то данные, которые не всегда соответствуют реалиям и, таким образом, создают впечатление, что у них много доступа и много оперативной информации. Но мне кажется, что государственные институты должны более жестко коммуницировать некоторые вещи.

Я считаю, что многое не нужно просто так говорить в пространстве для того, чтобы, опять же, не складывалось впечатление неконтролируемых аутических процессов. Также мне кажется, что нужно все-таки учитывать больше государственное, а не свое. Я вообще считаю, что украинское информационное пространство часто строится на большом количестве "я", когда человек продает себя в информации. Надо все-таки научиться отойти от "я", а больше говорить о государстве, об институтах, о государственной информационной составляющей или о других составляющих, которыми занимается государство. Это очень сложный вопрос. Мне кажется, что нам нужно модерировать это все. Но как переделать, когда человек хочет говорить о себе?

– Когда ожидается победа? Ваш прогноз.

– Зависит от многих факторов, но мне кажется, что будет идти так, как мы сегодня на разных площадках договорились, то 2023 год может быть годом финализации войны. Желательно, чтобы мы все-таки зашли в 2024-й уже в другом состоянии – как страна-победитель, фундаментальная страна, победившая авторитаризм агрессивного типа.