"Страшно было в военкомате, когда понял, что могу с войны не вернуться": наш коллега рассказал о службе разведчиком

Журналист OBOZREVATEL почти восемь месяцев на фронте. В военкомат он пошел сам, когда узнал, что на войну берут даже тех, кто в армии не служил. И сразу попал в разведку. Он рассказал о своих военных буднях, о происходящем на фронте, о том, как наших военных встречают жители освобожденных территорий, поделился мыслями о том, чего нам еще не хватает для победы.

– Ты сам – журналист, и до 24 февраля много писал о ситуации на границе с Россией и Беларусью. Что там накапливаются войска, заявления политиков... А сам ты верил, что может начаться полномасштабное вторжение? Что ты почувствовал утром 24 февраля?

Публикация подготовлена по инициативе Национального союза журналистов Украины.

– Я считал, что Россия только забросит в Донецкую и Луганскую области больше войск и локальная война продолжится, но с большей интенсивностью. Однако я ошибся.

Ночь на 24 февраля для меня и других коллег была бессонной. Мы ждали заседания Совбеза ООН, кажется, там должны были обсуждать то, что Россия признала так называемую независимость "ЛНР" и "ДНР". Но дождались начала войны.

Потом было выступление Путина, кажется, около трех ночи. И как только он закончил свое обращение в 4 утра, посыпались сообщения о первых взрывах по всей стране.

Первые трое суток после 24-го были самыми тяжелыми. Мы все работали почти без сна. Помню, что в это время я почти ничего не ел, только пил кофе и выкурил почти месячный запас сигарет.

А если говорить об ощущениях, то они были разными. С одной стороны, ты все время занят работой, а с другой – был страх за будущее. Как мы будем жить дальше, сможем ли отразить эти атаки? Особенно страшно было ночью и под утро, потому что орки наносили большинство ударов именно в это время. Тогда казалось, что мы проигрываем эту войну. Но с утра появлялись данные об уничтоженном противнике и его технике, и это давало большую надежду и веру, что мы устоим. Особенно был удивлен, что до сих пор работает наша авиация и ПВО, хотя с этим в нашей армии, как говорили эксперты, было плохо.

– До начала апреля ты еще работал в OBOZREVATEL. Как ты попал на фронт? Тебя призвали или ты сам пошел в военкомат?

– Я пошел в военкомат и встал на учет в конце марта. Еще с 24 февраля я для себя решил, что пойду воевать, когда потребуются люди без военного опыта, поскольку я даже не служил срочку, и больше толку было от меня на информационном фронте.

Но когда я узнал, что уже во многих областях забирают неопытных людей, то решил, что пора.

9 апреля в 9 утра мне позвонили из военкомата и сказали собираться. Это была суббота. Я дописал еще одну новость и сказал на работе, что меня забирают.

Мне дали на сборы шесть часов, за это время я вывез в надежное место всю технику, которая у меня была, завез запас продуктов волонтерам и даже успел купить с собой кофе в кафе (это был последний раз, когда я пил действительно вкусный кофе) и зашел в военкомат. Там мы пробыли еще часа два или три, после чего нас посадили в автобусы и отправили в другую область, почти за 800 км от дома.

– Как твои родные восприняли то, что ты идешь на фронт, пытались ли отговорить, переживали?

– Родные были в шоке, потому что у меня никогда не было желания служить в армии. И, конечно, переживали. И на работе все очень беспокоились.

– Прежде чем вы попали на фронт, вам проводили обучение? Как долго? Чему учили, было ли тяжело?

– Нам повезло. Во первых, мы попали в один из лучших учебных центров. Мы были уже третьей волной, проходившей там подготовку, нам на обучение дали 22 дня. Труднее всего было первым, потому что их вообще учили только неделю.

Готовили нас к работе разведчика, конечно, в общих чертах, потому что даже за почти месяц невозможно узнать все тонкости этой профессии. Но вместе с тем у нас были хорошие инструкторы, многие из них – с боевым опытом.

И да, было очень тяжело. Я иногда думал, что просто подохну до того, как попаду на фронт. В первый же день учений нас выгнали на полосу препятствий, в некоторых местах нам приходилось бежать в противогазах. Но подготовка стоила потраченных усилий.

Занятий было много, в 6 утра подъем, завтрак – и в лес учиться, затем обед – и снова до вечера на занятия. Они начинались с теории, которая закреплялась практикой. Несколько раз были учения и ночью.

После завершения нас разобрали по боевым частям.

– Когда ты впервые попал на фронт, что увидел, какие твои первые впечатления? Было ли страшно?

– Страшнее всего на самом деле было, когда я только пришел в военкомат. Потому что понял, что могу пойти на войну и что есть высокая вероятность не вернуться домой. Я с этим смирился.

Что я увидел? Скорее, услышал, что такое, когда у тебя над головой летают снаряды. Что касается ощущений, то они были какие-то нейтральные. Мне интереснее было попытаться понять, что именно стреляет и куда. Тогда не сразу удавалось различить – это выход или приход. Эти звуки были для меня новыми.

– Какими тогда были бои? Можешь сравнить их с сегодняшней ситуацией? Что изменилось у нас и у врага?

– Тогда враг стрелял больше, хотя и с разной интенсивностью. Создавалось такое впечатление, что как только им подвозят снаряды, они стреляют ими как можно больше, и снаряды быстро заканчиваются. Затем наступает относительная тишина до нового подвоза.

Сейчас немного меньше работает их арта, по крайней мере, на нашем нынешнем направлении. Вместо этого они стали использовать дроны-камикадзе. Именно из-за такого дрона и погиб недавно наш побратим. Но это лишь одно направление, есть места, где гораздо горячее.

Что поменялось у нас? Это, прежде всего, новая техника, более точная и надежная, она дает хороший результат. Плюс чуть больше снарядов, хотя все равно не хватает. Но опять-таки, это именно у нас. Как у других, не знаю.

– Ты разведчик. Почему? Ты сам попросился, или тебя так определили?

– Я попал в разведчики случайно. Конечно, мне нечто подобное всегда было интересно, но больше под влиянием кино. Один из любимых фильмов – "Казино Рояль" о Бонде. Но работа военной разведки – это совсем другое.

Когда нас привезли из военкомата в учебку, мы ждали очереди пять часов, было очень много автобусов. Нас спросили, хотим ли мы пойти в разведку. Я был только за.

– В чем заключается работа разведчика на фронте? Куда вам придется выходить?

– Военная разведка разная, есть боевые разведчики, есть аэроразведка, есть артразведка и т.д. Я не сразу, но все же попал в артразведку. Тогда мы активно работали на изюмском направлении, вычисляли позиции орков, откуда и из чего они стреляют, и передавали координаты. Это очень интересная работа.

Там мы работали до освобождения Изюма и почти всей Харьковской области. Сейчас немного меняем принцип работы и учимся работать с БпЛА. Это еще интереснее, но и сложнее.

– Можешь ли рассказать об эпизоде из своей работы разведчика? Что тебе больше всего запомнилось?

– Таких много, но могу выделить три. Один – это День Независимости, который мы встретили в окопе с напарником. Мы поздравили друг друга после 12 ночи и продолжили работать дальше. Та ночь была самой жаркой. Орки как минимум трижды били фосфором по нашей пехоте, а в нашу сторону – из арты, минометов, РСЗО, в том числе кассетками. Последние прилетели очень близко, мы едва успели нырнуть в окоп. Тогда работы у нас было много, как никогда.

Еще один случай – когда нас крыли очень активно. Тогда примерно в одно место было выпущено 10 снарядов, хотя обычно орки стреляли по два-три подряд. После обстрела, уже в укрытии, мы с ребятами сели играть в карты, чтобы отвлечься. Мы играли и смеялись до самого утра. Так мы и сняли стресс.

И еще третья история – это последняя неделя нашего дежурства. Тогда орки то молчали, то крыли нас активно. Но когда в последнюю ночь мы вышли на пост, нас по рации поздравили с тем, что Изюм наш. Это был невероятный подъем. Та ночь была совершенно тихой, ни единого выстрела.

– Что для тебя тяжелее всего на фронте?

– Терять побратимов. Особенно если ты хорошо знал человека, сегодня вечером вы шутили и подкалывали друг друга, а завтра его уже нет. И понимать, что такое может произойти в любой момент. Тяжело и не сразу верится. Хотя есть понимание, что мы на войне и многие погибают, но привыкнуть к этому невозможно... По крайней мере, для меня.

– Ты – журналист, на фронте пытаешься писать, вести дневник, что-то записывать? Может, после войны книгу напишешь?

– Я пытаюсь выключить в себе журналиста, чтобы это не мешало мне овладевать и совершенствоваться в новой профессии, пусть и временной. Но все равно полностью не выходит. Например, когда мне ребята сообщают какую-то новость, первый вопрос у меня: кто это сказал/написал? Потом начинаю по привычке анализировать информацию и ее источник. Тут уже ничего не поделаешь, более 12 лет в журналистике берут свое.

Что касается дневника, то недавно у меня была мысль: а не стоит ли делать какие-то записи? Но пока я еще не решил, нужно ли оно мне. А что касается книги, то вряд ли. Хотя…

– Сейчас наши войска наступают. Тебе приходилось встречаться с жителями освобожденных территорий? Как они себя ведут, что вам рассказывают? Угощают вас или вам приходится с ними чем-то делиться?

– Да, мы были в нескольких освобожденных селах Харьковской области. Встречали нас всюду с радостью. И они угощали нас, и мы их. Наотрез отказывались брать деньги, например, за молоко или еще что-нибудь. Даже обижались, когда мы им предлагали заплатить. Люди рады были чем-то помочь, если нужно. Некоторые из этих сел были под оккупацией полгода. Конечно, местные рассказывали и о коллаборантах, но они либо уехали, когда орки убегали, либо их выловили.

Но одно запомнилось мне больше всего. Местная женщина, с которой я разговорился, рассказала, что ее насиловали орки. Это было тяжело слушать…

– Как ты думаешь, чего нам сейчас не хватает для того, чтобы успешно вести наступление и как можно скорее освободить наши территории?

– Снарядов, снарядов и еще раз снарядов. Да, Запад передал много новой техники, но нужно еще больше. Ведь в основном война все еще ведется старым вооружением, которое часто выходит из строя.

– Строишь ли ты планы на "после войны"? Чем будешь заниматься?

– Иногда планирую что-то, но я на этом не сосредоточиваюсь. Будет как будет, а дальше посмотрим.

Но если все будет хорошо, то, кажется, от журналистики я уже никуда не денусь. Правда, перед этим первое, что я сделаю, – выпью хорошего кофе и посплю спокойно хотя бы сутки-двое.

– Кто тебя ждет дома? Часто ли удается пообщаться с родными, они переживают за тебя?

– Если именно дома, то меня ждут кошка и два котенка, которых она родила, уже когда я был на войне. А так меня ждет сын, которому уже 14, отец, двое старших братьев. Слава Богу, они все в безопасности или за границей.

С родными общаюсь регулярно, если я не на выезде. Иногда несколько раз в неделю, иногда каждый день. По-разному бывает. Конечно, очень хочется увидеть их снова.