УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС

Даже если переговорный процесс начнется, быстрого прекращения огня не будет. Интервью с заместителем командира спецподразделения "Тайфун" Павлом Гвозденко

19 минут
33,5 т.
Даже если переговорный процесс начнется, быстрого прекращения огня не будет. Интервью с заместителем командира спецподразделения 'Тайфун' Павлом Гвозденко

Одно из самых молодых спецподразделений в Силах обороны, отряд беспилотных систем "Тайфун" Национальной гвардии Украины, чуть больше года выполняет боевые задачи на линии столкновения. Однако за столь короткий промежуток времени бойцы спецподразделения успели уничтожить не только значительное количество живой силы и тяжелую технику врага, но и другие цели, потеря которых стала очень болезненной для россиян.

Видео дня

Как создать эффективное боевое спецподразделение во время войны, привлечь мотивированный личный состав и когда настанет переломный момент в войне, в интервью OBOZ.UA рассказал заместитель командира отдельного отряда беспилотных систем "Тайфун" НГУ Павел Гвозденко с позывним "Министр".

– Расскажите, пожалуйста, об отряде беспилотных систем "Тайфун". Насколько я знаю, он был создан не так давно, но у него уже есть определенные успехи. С какими препятствиями столкнулись при формировании и как их преодолевали?

– Спецподразделение "Тайфун" – одно из самых молодых спецподразделений не только в Национальной гвардии, но, пожалуй, в целом в Силах безопасности и обороны. Оно было создано летом прошлого года, и за короткий период времени мы сумели набрать базовое количество людей, которые уже начиная с сентября активно участвуют в боевых действиях и показывают достаточно хорошие результаты. Конечно, все это хочется масштабировать, чем мы, в принципе, и занимаемся.

Препятствий по созданию не было. Это, наоборот, была очень хорошая, классная инициатива со стороны командующего Национальной гвардией бригадного генерала Александра Пивненко. Опыт показывает, что такие подразделения весьма перспективны, а их работа очень эффективна.

Так сложилось, что это уже третье подразделение, в котором я прохожу службу. То есть в 2022 году, когда началась полномасштабка, я, как отец трех несовершеннолетних детей, имея законное право на отсрочку от мобилизации, добровольцем отправился на службу в Национальную гвардию. И, соответственно, там было первое спецподразделение БПЛА, которое тогда начинало формироваться с нуля.

Потом было спецподразделение "Крылья Омеги", которое также было на начальных этапах формирования. Ну и, собственно, когда создавался "Тайфун", туда подбирали людей с соответствующим опытом, и мне предложили должность заместителя командира. Зона моей ответственности – боевая подготовка экипажей и их применение в зоне боевых действий. Фактически среди значительных первых трудностей, с которыми мы столкнулись, было то, что люди в 2024 году уже не очень хотели идти служить.

Вспоминаю, как в 2022 году, после начала полномасштабки, было очень много желающих, добровольцев, которые стояли в очередях возле ТЦК. К сожалению, уже в прошлом году, когда мы формировали подразделение, довольно сложно было обеспечить наполнение людьми. И мы приняли решение, которое, возможно, немного нестандартное, но подобная практика в других подразделениях уже была. Мы начали медийно подсвечивать эти вопросы. О том, что создано новое подразделение, что проводится рекрутинг, какие ценности мы пропагандируем. Начали рассказывать обществу о том, что если человек прошел отбор к нам, то обязательно попадет именно в "Тайфун", не потеряется где-то по дороге, например во время базового курса военной подготовки.

Это была действительно большая работа. Нам удалось задействовать много разных медийных ресурсов.

Благодаря четкому взаимодействию и большой самоорганизованности команды мы смогли вопросы формирования "Тайфуна" достаточно неплохо подсветить. Сейчас ежедневно к нам поступают десятки заявок, которые прорабатывают специалисты и смотрят, кто нам подходит и на какие позиции. Я считаю, что это нам очень сильно помогло в формировании нашего спецподразделения.

Среди других сложностей можно говорить об обеспечении. Молодое спецподразделение нуждается в достаточно серьезном обеспечении. Потому что, например, отправить один экипаж на выполнение боевых задач – это должен быть специально оборудованный автомобиль. Полноприводный, пикап, желательно с хорошей резиной, способной преодолевать бездорожье. Он должен быть укомплектован, в том числе "Старлинком" и обязательно РЭБ. Потому что очень важно сохранить жизнь наших военнослужащих, которые передвигаются с точки базирования к позиции, именно на этом промежутке бывают наибольшие потери. Сейчас враг довольно далеко может залетать, и если система РЭБ не работает, ею не оборудован автомобиль, то, соответственно, это очень большие риски. Поэтому мы, в принципе, не допускаем, чтобы наши экипажи были не оборудованы РЭБ. Ну и масса всяких сопутствующих вопросов – начиная от помещения для размещения личного состава здесь, в Киеве.

Сначала нас было немного, десяток человек, каждый из нас тащил на себе несколько направлений. Каждый исполнял свои должностные обязанности и то, чего не хватало.

Это в том числе и общение с органами государственной власти, с бизнесом, который помогал. И везде, где мы могли привлечь какую-нибудь помощь, каждый из нас распределял между собой обязанности. И мы фактически добились того, что имеем сегодня. Я считаю, что у нас достаточно успешные результаты.

Даже если переговорный процесс начнется, быстрого прекращения огня не будет. Интервью с заместителем командира спецподразделения "Тайфун" Павлом Гвозденко

– Ваше подразделение уже выполняет боевые задания. На каких участках фронта и какие успехи?

– Начиная с сентября прошлого года наши первые экипажи уже были укомплектованы и выехали на выполнение боевых задач. Довольно эфективно начали, буквально с первых же дней работы они настроились и были уничтожены танки, живая сила, логистика и очень много разнообразных целей, потери которых были болезненны для врага.

Главное достижение на сегодня, о котором мы можем говорить, – это уничтожение вражеского комплекса "Борисоглебск-2". Это дорогостоящий комплекс, который, по оценкам специалистов, стоит порядка 200 миллионов долларов США. Таких комплексов у россиян на начало войны ориентировочно было 14 штук, и нам удалось уничтожить один из таких, четвертый за всю войну. Я очень хорошо знаю эту операцию, мы с командиром присутствовали во время ее проведения. Это было на Покровском направлении, разведкой бригады НГУ "Красная калина" был зафиксирован этот вражеский комплекс, он был невероятно сильно замаскирован. И наши операторы сделали девять вылетов, для того чтобы довести его до такого состояния, чтобы его невозможно было эксплуатировать. Девять FPV-дронов стоимостью условно до пяти тысяч долларов. В комплексе сделали работу по уничтожению вражеского комплекса стоимостью 200 миллионов долларов. И это болезненная потеря для врага.

Наши экипажи работают на Харьковщине, Донетчине, в Запорожской области. Основная задача, которую мы выполняем, – это помощь боевым бригадам, которые держат свою полосу ответственности на фронте. Когда у них возникают большие проблемы, наши экипажи выезжают туда по договоренности с этими бригадами для помощи. Потому что часто бывает, что пехота не может держать позиции из-за больших штурмов со стороны противника. Соответственно, нужно их останавливать. А FPV-дронами можно остановить как живую силу, так и вражеский танк, он очень красиво горит. Хотя дрон маленький, он может поражать такую серьйозную технику.

– То есть тезис о том, что эта война перешла на стадию своего технологического "пика", соответствует действительности. С точки зрения вашего опыта и учитывая то, что вы непосредственно были на позициях, можем ли мы действительно говорить, что это война дронов?

– Если оценивать эффективность разных родов войск, то мне кажется, что на сегодняшний день дроны – это наиболее перспективный вид оружия, который делает огромную работу. Если бы не было дронов, то, пожалуй, нам было бы сложно выстоять. И вопрос, удалось ли бы вообще.

На тот момент у нас точно было технологическое преимущество, и сейчас тоже я считаю, что технологически у нас большее преимущество. По количеству ресурса все-таки Росия, наверное нас опережает. Но у нас очень динамично производители реагируют на изменение ситуации на поле боя. Если дрон начинает не летать по тем или иным причинам, то, получив от пилотов, которые этими дронами управляют, информацию о причинах, почему так происходит, производители быстро устраняют эти причины и делают дроны более устойчивыми к вражеским системам, которые их глушат. Именно благодаря этому я могу сказать, что действительно перспектива у беспилотных систем сегодня наибольшая.

Если говорить о том, насколько мы достигли пика развития этих технологий, то я думаю, что до пика еще очень далеко. Сегодня уже системы работают под управлением искусственного интеллекта. Как мы знаем, искусственный интеллект также динамично развивается в разных сферах, не только военной. И, соответственно, я думаю, что недолго осталось до тех пор, когда, условно, определенный большой дрон, который будет нести на себе достаточно много более мелких дронов, будет долетать до определенной точки над позициями врага и эти дроны будут автономно все разлетаться, выполнять каждый свою задачу, находя и уничтожая цели.

Потому если раньше это был вопрос фантастических фильмов, то сейчас это уже очень близко к реальности. Не так давно я общался с одним из украинских производителей, и он мне рассказывал о том, что уже их дрон несет 5 более мелких дронов и фактически они на стадии того, чтобы эту систему запускать в массовое производство. То есть это говорит о том, что эти технологии фактически у нас на пороге и завтра они будут активно применяться на фронте.

– То есть роботизированная линия обороны – это уже не фантастика, мы уже в шаге от нее?

– Если говорить о том, какие задачи сегодня выполняют беспилотные системы, – а их есть много видов, они есть в воздухе, – это основное оружие, которое сейчас использует в том числе наше спецподразделение, и они бывают разные. Это небольшой дрон, у которого есть боевой заряд, и фактически это камикадзе, который летит на определенное расстояние. Они фактически уничтожают на ближней линии столкновения все, что необходимо уничтожить вражеского.

Далее, есть дроны-разведчики типа Mavik, которые также небольшие, они далеко не летают, но достаточно стабильны, имеют хорошие камеры, и они фактически помогают фиксировать удары FPV-дронов.

Далее, есть более сложные системы – это дроны-разведчики самолетного типа. Они имеют уже более мощные камеры, работающие с большей высоты, высокого разрешения, там можно и дальше, и дольше летать, соответственно, выводить картинку, ситуационную осведомленность, что происходит на поле боя, передвижение противника и все остальное. То есть это дает возможность получить информацию, и уже потом по этим координатам, которые зафиксированы, где вражеская техника, например, работает как артиллерия, так и ударные дроны.

Также есть так называемые бомберы, это уже большие дроны, которые производят сбросы на вражеские позиции. Такой дрон имеет большую грузоподъемность, его еще враги прозвали "Баба Яга". Я помню, как в 2022 году нам передали информацию о перехвате вражеских разговоров, и один из них говорил, что не знает, что это такое, "это похоже на какую-то Бабу Ягу и найдите мне, откуда она взлетает, где их аэродром, потому что с такими темпами у нас ничего не останется".

Далее, есть дроны самолетного типа. Так, как и разведчики, они могут лететь далеко, они могут производить сбросы боеприпасов на вражеские позиции, они могут быть как камикадзе. Они уже могут поражать цели на гораздо большем расстоянии. Как вы знаете, наши спецподразделения ГУР и СБУ используют такого плана беспилотные летательные аппараты, это для того, чтобы залетать глубоко в тыл к врагу, в том числе на 1000+ километров, и достаточно эффективно отрабатывать.

Также есть эти дроны, о которых я говорил, дроны-бомберы, они из-за своей большей грузоподъемности могут не только выполнять боевые задачи, но и логистические какие-то функции, то есть, например, доставлять еду или оружие на наши позиции, потому что не всегда можно совершить безопасные доезды транспортом. Также эти большие дроны могут выполнять задачи по минированию, то есть он подлетает, сбрасывает мины, а затем вражеская техника едет, наезжает на эти мины и подрывается. И это тоже очень эффективная работа.

Есть еще наземные дроны – это определенные платформы, унифицированные, на которые можно ставить все, что ты хочешь. Начиная с выполнения логистических задач. С этих платформ можно взлетать дронами. Эти платформы дистанционно также управляются. Возможно выполнять те же задачи минирования.

Также на эти платформы устанавливается разного рода вооружение – от пулеметов до противотанковых комплексов, также эффективно выполняющих задачи. То есть это определенная безопасность для людей и возможность быть незаметными, потому что, как правило, их сложнее обнаружить. Вывоз раненых с поля боя – эти системы также выполняют такие задачи эффективно.

Мы все слышали о морских дронах, которые очень-очень эффективны и позволили чрезвычайно много сделать работы по уничтожению кораблей противника. То есть небольшой дрон уничтожает огромные военные корабли. Это изменило вообще представление о морских операциях, потому что раньше был с одной стороны флот, с другой стороны флот – кто более эффективен, тот и побеждает.

Даже если переговорный процесс начнется, быстрого прекращения огня не будет. Интервью с заместителем командира спецподразделения "Тайфун" Павлом Гвозденко

– Бойцы спецподразделения "Тайфун" работают с FPV-дронами?

– Спецподразделение "Тайфун" специализируется на использовании разных типов дронов. По состоянию на сегодня наиболее многочисленные экипажи – это экипажи именно FPV. Также у нас есть и воздушная разведка. В экипажах FPV есть подсветка работы Mavik. У нас есть и наземные роботизированные комплексы, которые выполняют различные логистические задачи. У нас есть бомберы, эти тяжелые, производят сбросы на вражеские позиции. У нас в том числе сейчас тестируются системы самолетного типа "Камикадзе".

Спецподразделение является в этом отношении довольно уникальным. Еще и потому, что мы тесно сотрудничаем с украинскими производителями дронов, и мы открыты к такому сотрудничеству, потому что, когда производитель создает какие-то новые средства, соответственно, ему нужно не просто испытать его на полигоне, но и в реальных боевых условиях понять, насколько этот продукт рабочий. И когда квалифицированные специалисты используют дроны на поле боя, они могут дать профессиональный ответ, что надо доработать, а не скажут просто "слушай, ну он не полетел". Они знают, как правило, почему он не улетел, какие могут быть причины. И за счет такой классной быстрой взаимосвязи с производителям гораздо быстрее и качественнее выполнять задачи по усовершенствованию дронов.

– Провести спецоперацию благодаря маленькому FPV-дрону – это требует мастерства со стороны личного состава. Мало того, что у вас личный состав мотивирован, потому что когда командиры на позиции, это многого стоит, но какая-то базовая подготовка, пожалуй, есть. Долгий ли путь с момента, когда к вам приходит человек – и уже выезжает непосредственно на позицию, уже выполняет боевое задание?

– Этот вопрос беспокоит большинство тех, кто входит в любое подразделение. Первое – для всех это всеобщая базовая военная подготовка, так называемая БОВП. Сейчас ее увеличили, если ранее было 45 дней, то сейчас это уже 54 дня. И есть информация, что, вероятно, еще будет увеличиваться.

После прохождения базовой подготовки идет распределение по подразделениям. То есть есть те, кто после ТЦК попадает на БОВП, и их там распределяют согласно заявкам подразделений. И есть те, кто имеет право прямого призыва. Наше подразделение имеет право прямого призыва. К нам обращается человек, который хочет служить в армии в нашем подразделении, это происходит через наш официальный сайт. На сайте заполняет заявку, после чего с ним связываются соответствующие специалисты, которые уже проводят отбор, куда кого направить, на какие позиции. И после этого уже происходит отправка на БОВП. Человек после прохождения БОВП точно, 100% попадает именно к нам в подразделение.

После того как он попадает в "Тайфун", в зависимости от специализации, которую он выбирает и на которую подходит, для пилотов происходит подготовка в соответствующих школах пилотов, курс длится ориентировочно месяц, и после этого происходит уже боевое слаживание. То есть люди тренируются уже в условиях, близких к боевым, они используют боевые заряды.

После этого всего мы свои экипажи в процессе формирования пытаемся разбавлять. Тех, кто имеет боевой опыт, и тех, кто не имеет боевого опыта, мы миксуем, чтобы новички в своей работе могли чувствовать, что рядом есть тот человек, который тебе всегда может подсказать, что не так, как нужно решать те или иные проблемы.

Потому что это, по сути, просто опыт. Когда ты набиваешь руку, у тебя все получается фактически автоматически. А все же, когда ты находишься в зоне боевых действий, ты можешь терять какие-то моменты, что-то забывать, вот ты все будто сделал правильно, а где-то там не подсоединил антенну – и уже невозможно полететь и тому подобное.

Мы процессу адаптации уделяем много внимания. И благодаря этому, мне кажется, и результат у нас есть. То есть люди довольны, они чувствуют поддержку, они чувствуют, что, если они сталкиваются с какими-то проблемами, на них никто не кричит: "Что ты не умеешь, ты должен сделать результат!" Мы разбираемся, почему не выходит. И благодаря этому у нас есть хорошие достижения. Еще более амбициозно мы смотрим в 2025 год и очень ориентированы на высокий результат на поле боя.

– Судя по всему, предпосылок для окончания войны еще нет, но мы уже можем говорить, пожалуй, о том, что должно стать такими предпосылками или переломным моментом в этой войне?

– Вы видите, в информпространстве появляется много информации о том, что все ожидали, что президент Трамп пройдет инаугурацию и сделает определенные шаги, чтобы завершить войну, так как он и в предвыборной своей программе очень акцентировал, что способен будет фактически завершить войну за один день. Думаю, большинство людей не понимают, как можно это за один день сделать, но, ввиду мощи и веса Соединенных Штатов Америки в мировой геополитике, я думаю, пожалуй, есть какие-то механизмы, которые можно задействовать, чтобы, может, не за один день, но как-то довольно быстро ее завершить.

Эти механизмы могут быть как экономического плана, то есть такие санкции ввести, которые не позволили бы агрессору набирать ресурс для того, чтобы потом отправлять на поле боя. Начиная от военного оборудования и заканчивая обеспечением всем остальным своих военнослужащих.

С другой стороны, нам бы очень сильно помогло, если бы это было гораздо раньше, если бы нам дали достаточное количество оружия, достаточное количество боеприпасов, и, если умножить это на огромную мотивацию наших бойцов, я думаю, результат был бы более динамичным и быстрым.

Мы все помним, как в первые месяцы войны они активно двигались по украинской территории, а затем так же активно, а может, даже быстрее нам удалось их выгнать с определенного количества территорий. Сейчас я вижу, что враг пытается сделать все возможное для того, чтобы по максимуму захватить территории, для того, чтобы иметь более выгодные позиции для переговоров, когда они состоятся. Как мы видели, анонсировано предварительно, что в марте должна состояться встреча Трампа и Путина. Кончится ли война после их встречи? Вряд ли, мне кажется. Даже если теоретически о чем-то они договорятся, то это все равно процесс не быстрый. От прекращения огня до того, чтобы найти решение, как должна произойти остановка боевых действий в целом и движение подразделений.

Даже если переговорный процесс начнется, быстрого прекращения огня не будет. Интервью с заместителем командира спецподразделения "Тайфун" Павлом Гвозденко

Мы, как спецподразделение, на которое возложены задачи защищать украинскую землю, будем делать все, чтобы враг не то что не шел ни шага вперед, а стараться его максимально выбивать с наших территорий.

Нужно быть готовыми ко всему, к любым вызовам. Как говорится, хочешь мира – готовься к войне. Так же и здесь. От того, что война остановится, не нужно останавливаться в том, чтобы наращивать свои возможности защитить себя. Каждый из нас надеется, что все-таки 2025 год станет годом, когда война закончится. Мне очень нравится фраза "справедливый мир", потому что она очень глубокая.

Я думаю, что очень тяжело всем. Тяжело и бойцам на фронте, тяжело и тем, кто из последних сил держит экономический тыл. Трудно и просто гражданам, которые постоянно под обстрелами.

Хотя уже все и привыкли, но все равно это травмы. Когда я, например, бываю дома, я смотрю, как мои маленькие дети пугаются. Каждый раз, когда происходит обстрел, они пугаются. Дочка, которой 3,5 года, говорит: "Папа, тревога, нужно спускаться в укрытие". И я думаю, к сожалению, дети этого никогда не забудут. И это огромная проблема.

– Когда вы приняли решение мобилизоваться и от гражданской жизни перейти к военной, ваша семья как восприняла этот выбор?

– Я детально помню, когда начались обстрелы, мне позвонил один мой товарищ. Мы дружим семьями, и он говорит, что, по-видимому, началось, потому что у нас на левом берегу очень сильные взрывы. Мы очень быстро собрались, я решил семью отвезти к своей маме на Волынь. Мы уже были в пути, и в определенный момент мне позвонил брат и говорит, что Луцк тоже обстреляли, под удар попал военный аэродром. И я тогда понял, что, по-видимому, там тоже будет опасно, понимая близость Беларуси. Поэтому я отвез семью на Закарпатье, в Ужгород.

Еще в пути, видя нашу военную технику, которая из Волынской области двигалась в сторону Киева, жена просто плакала. Она достала украинский флаг и пыталась таким образом поддержать, высунув флаг из окна машины и благодаря всю дорогу этих ребят, многих из которых, я думаю, к сожалению, уже нет в живых.

Я ей тогда сказал, что я их отвезу и буду возвращаться обратно. Конечно же, она плакала. У меня в тот момент было трое несовершеннолетних детей. Я не попадал под мобилизацию, я спокойно мог уехать за границу. И я помню, буквально два-три дня я еще пытался успокоить их, подготовить психологически к тому, что я все же планирую идти защищать страну.

Я пошел в войско, там были огромные очереди. Трое суток нужно было отстоять в очереди, чтобы мне отказали, мотивируя тем, что я имею право на отсрочку. Сказали просто "слушай, так езжай за границу". Я поехал на Волынь. 8 марта вступил в ДФТГ. Мы тренировались в лесу по программе диверсионно-разведывательных групп.

В какой-то момент я понял, что по направлению ДФТГ мы не были все же военными и нас на фронт не отправят. Я решил призваться в Национальную гвардию. Я пошел в военкомат, меня направили в воинскую часть – и так я солдатом зашел в одно из подразделений. Учитывая мой опыт, у меня была срочная военная служба, мне там определенный участник работы отдали. Я неплохо справлялся, и через некоторое время меня назначили заместителем командира. А учитывая, что у меня был третий ранг государственной службы, мне присвоили звание майора. Именно такому званию отвечала на то время моя должность. И таким образом я уже начал двигаться.

Почему я пошел, имея право на отсрочку, имея право уезжать за границу, почему я этого не сделал? Это было, с одной стороны, простое решение, но все равно мне было страшно. Я никогда не воевал, и понятно, что я осознавал риски. Но понимал, что если с такой динамикой враг движется, если все начнут прятаться, стараться не идти, не защищать свою страну, то не факт, что она в принципе устоит, учитывая, насколько мощный враг. Как ни крути – огромная армия, которая на тот момент технологически, технически была переоснащена, наши силы и их были несоизмеримы. Поэтому, несмотря на этот страх, я все же решил, что должен защитить свою семью, должен защитить свой дом, близких, родных. Хотелось, чтобы было будущее для моих детей, чтобы они не ездили по миру и не искали себе, где можно остановиться и как жить далее.

– Почему ваш позывной "Министр"?

– Это очень интересный вопрос. Позывной я себе этот не выбирал. Так случилось, что в военной среде, если ты выезжаешь, особенно в зону боевых действий, тебе обязательно нужно иметь позывной. Там по имени и фамилии никого не идентифицируют. Поэтому как-то в шутливой форме где-то сначала оно возникло, потому что у меня был опыт государственной службы и позиция, которую я занимал, фактически соответствовала уровню замминистра. Все началось с шуток.

"А это кто?" – "Так министр наш". И так я стал "Министром". И говорят: "Ну все, пусть будет у тебя позывной "Министр". И оно как-то приклеилось.

– По окончании войны планируете возвращаться на государственную службу?

– Это сложный вопрос на самом деле. Был момент, когда я говорил, что на государственную службу я уже не вернусь, потому что для меня это личная история. Она довольно тяжелая.

В свое время, когда пришел на государственную службу, это в 2015 году, я думал, что нужно все менять, что на государственной службе есть масса неэффективных людей, а я, имея классный опыт в бизнесе, заряженный, молодой, энергичный, думал, что будем делать огромные изменения.

Там мне стало понятно, что все же не все неэффективны на государственной службе, что есть люди, которые способны делать изменения, имея хорошую институциональную память и желая эти изменения воплощать в жизнь. Часть из них – это были те, кто не хотел изменений, блокировал это.

Нам удалось провести классную реформу, мы создали рыбоохранный патруль, я был руководителем этого проекта. Далее я подал в отставку, но мне предложили провести одну из реформ в водной отрасли, и это было гораздо большим вызовом. Там были очень серьйозные преграды и сложная ситуация.

Я думаю, что когда-то, наверное, напишу книгу, в которой расскажу очень много всего интересного, пожалуй, и с определенными фамилиями. Это был сложный негативный опыт, который, с одной стороны, принес большую внутренннюю силу, чем у меня была на тот момент. С другой стороны, я тогда решил, что нет, я больше не готов к тому, чтобы моя семья переживала такие отрицательные вещи повторно.

Это очень сложно. Однажды я общался с одним мыслителем, философом, с которым дискутировали на разные темы. Он тоже военный. И мы затронули тему того, как дальше. Он мне говорит: "Давай на государственную службу". На что я ответил, что не вижу себя там. Он мне привел ряд аргументов, сказал: "Ты же хочешь, чтобы наша страна менялась?" Я понимаю, что да, мы же для чего воюем? Для того, чтобы она менялась.

Я не строил себе планов. У меня план сейчас один – достичь того, чтобы враг почувствовал, что это было огромной ошибкой – завоевывать Украину. И на этом вся концентрация.

Я не говорю, что я пойду на государственную службу, но, пожалуй, я буду делать все, чтобы, когда будет восстановление страны, моя роль также была немалой. Потому что я считаю, что каждый из нас, из тех, кто сделал многое для того, чтобы Украина выдержала эту войну, не должен останавливаться. Потому что если все мы остановимся на этом моменте, мы будем в слабой позиции.

У нас впереди еще большая работа. Не хочется, чтобы эта цикличность истории повторялась, когда Россия пытается уничтожить украинскую нацию. Мы должны стать настолько сильными, чтобы ни одна страна в мире не захотела нас завоевывать больше никогда. У нас есть огромный потенциал для этого, в первую очередь – человеческий.

Он в основном сейчас, конечно, на фронте, но и в тылу еще очень мощные люди, которые не уехали, которые здесь, несмотря на обстрелы, несмотря на блэкауты. Я думаю, когда мы все объединимся, мы способны будем создать очень крутую, прогрессивную страну, в которую пожелают вернуться не только те, кто уехал. Сюда также захотят приезжать люди из других стран, потому что будут видеть открывающиеся перед ними перспективы.