Крымский мост будет полностью разрушен, как только ВСУ выйдут на Азовское море. Прогнозы офицера Крамарова

Удар по Крымскому мосту 17 июля был действительно очень удачным. Однако, чтобы полностью разрушить это сооружение, уничтожить его полностью, украинские Силы обороны должны выйти на побережье Азовского моря. Это может произойти до конца текущего года. Выход на Крымский перешеек фактически обеспечит полный огневой контроль ВСУ над оккупированным полуостровом. А это будет означать возможность беспрепятственно наносить удары по базам врага в Севастополе и по другим локациям.

Тем не менее враг предпринимает попытку наступления на Купянском направлении, чтобы отвлечь сюда Силы обороны. Почему здесь? Потому что только на этом участке фронта оккупант имеет самые боеспособные силы. Его наибольшая цель – достичь на фронте определенного статус-кво, когда ни одна из сторон не сможет продвигаться вперед, а линия фронта выровняется. Именно на это рассчитывает Кремль, чтобы начать мирные переговоры с Киевом. Впрочем, у ВСУ есть возможности еще раз сломать планы врага. Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZREVATEL высказал офицер резерва ВСУ, военный эксперт Андрей Крамаров.

– Успешный удар по Крымскому мосту очень вдохновил украинцев. Однако, как это бывает в таких случаях, вновь озвучиваются беспокойства по поводу ответного удара от оккупанта. По вашему мнению, будет ли он? Если да, насколько мощным?

– Я бы не задавал вопрос таким образом, потому что нас и так обстреливали. В мае по Украине каждую ночь беспощадно наносили удары всеми типами ракетного вооружения, было массовое применение дронов-камикадзе "Шахед". В тот момент Крымский мост во второй раз взорван еще не был. Нам нужно побеждать, а не заниматься оценкой последствий наших успешных действий.

Благодаря этому удару по Крымскому мосту логистика россиян с Крымом очень усложнена. Удар был чрезвычайно эффективным, была уничтожена полоса. Надеемся, что такой удар будет еще не один, а хотя бы два-три.

Что касается возможностей россиян, то, в принципе, они остались такими, как были. Единственное, что после событий мая – начала июня, когда они очень активно, ежедневно наносили ракетные удары и удары дронами по Украине, они исчерпали свой боезапас ракет. Хотя, к сожалению, думаю, в ближайшее время они будут пытаться показать Путину какую-нибудь картинку. Дроны-камикадзе – сто процентов. Плюс комбинации ракет разных типов, которые у них есть в наличии.

– Конечно, мы очень хотели бы, чтобы этот мост был окончательно разрушен, завален. Насколько это возможно сегодня, учитывая средства, которые нам предоставляют наши западные партнеры?

– Мне кажется, что вопрос уже не столько в тех средствах, которые нам предоставляют западные партнеры. В этом я поддерживаю тезис генерала Залужного, что у нас появляются собственные средства. Произошла определенная революция морских дронов, прогресс в производстве дальнобойных ракет определенных типов. Это дает нам возможность говорить, что у нас есть собственные средства, на применение которых нам не нужно спрашивать разрешения.

Кроме того, очень эффективно себя проявляют ракеты Storm Shadow. Следует признать, что некоторые из них все равно сбиваются, потому что это крылатые ракеты. Тем не менее процент ущерба достаточно низкий, а потери для оккупантов достаточно значительны.

– Как правило, когда речь идет об освобождении Крыма, эксперты указывают на три важных направления: уничтожение Крымского моста, удары по базе Черноморского флота РФ и отрезание оккупанта от материковой части Украины. Как вы видите перспективы выполнения этих задач?

– Я считаю, что пока о Крыме говорить очень и очень преждевременно. Для того чтобы освободить Крым, нужно получить плацдарм. Это юг – левобережье Херсонщины, Запорожская область. Когда мы освободим юг, мы сможем говорить о крымских перспективах.

Враг подтянул сто процентов своих резервов и на юг, и на восток. Он попытается перехватить нашу стратегическую инициативу и сбить наступательный темп. Именно с этим связаны события на Купянском направлении.

Итак, только после освобождения юга мы будем оценивать наши возможности с Крымом. Если мы получим такой плацдарм, например, до конца этого года, как только мы выйдем к Азовскому морю, будет разрушен Крымский мост, а как только мы выйдем на Крымский перешеек, мы сможем гораздо эффективнее отрабатывать уже по военным базам в Севастополе и всем остальным, которые находятся на территории Крыма. Мы можем взять его под полный огневой контроль.

– Вы уже упомянули о наступлении врага на Купянском направлении. Насколько велик ресурс у врага, чтобы перехватить стратегическую инициативу у наших Сил обороны?

– Как обычно, этот вопрос будет решать поле боя. У нас есть еще не примененные резервы, а враг уже ввел все сто процентов своих резервов. К примеру, почему они пошли в наступление именно на Купянском направлении? Потому что там враг имел наиболее боеспособную группировку.

Если посмотреть их наступательные действия с января по март, то они не активно участвовали в боевых действиях. Они фактически просто сидели в обороне и не атаковали, как это было на Бахмутском, Донецком направлениях. Численность этой группировки около 70 тысяч. Это боеспособная группировка, в составе которой часть отступивших с Харьковщины. Они производили ротацию, доукомплектацию, в том числе техникой. Сейчас они дополнили ее резервом в 30 тысяч.

Плюс, конечно, для них было бы важно вернуть стратегические объекты – Лиман, Купянск-Узловой – для улучшения своей логистики по всей линии фронта. Потому они активизировались именно на этом направлении. И, конечно, ставится задача перехвата стратегической инициативы.

В чем это будет состоять? Сначала враг пытался заставить нас максимально использовать свои дополнительные резервы на южном направлении – у него не получилось. Затем он пытался сделать это в направлении Бахмут – Авдеевка, но не смог. И сейчас мы видим попытку с Лиманом. Враг хочет, чтобы мы использовали все существующие силы и средства, которые мы пока не используем, потому что таким образом мы потратимся и образуется то, к чему стремится Россия, – определенный статус-кво.

Мы получим более или менее стабильную линию фронта, когда по объективным оценкам мы будем понимать, что ни мы не можем их давить, ни у них нет большего потенциала для продвижения. В таком случае Кремль может получить то, чего хочет больше всего, – переговоров.

Вопрос в том, чтобы Силы обороны Украины на этом направлении выдержали это нашествие. Нам необходимо максимально сберегать наши резервы. Если мы истощим эту группировку врага имеющимися силами, мы сможем заложить фундамент для дальнейшего эффективного продвижения.

Думаю, такой характер боевых действий будет продолжаться до конца лета. Если мы истощим резервы врага, то к началу осени, когда еще будет хорошая погода, у россиян уже не останется ни личного состава, ни техники, и тогда мы, применяя свои резервы, сможем выбить врага на определенных направлениях – тех, где это будет выходить лучше.

– Какова роль ЧВК "Вагнер"? Это резерв оккупационных войск или нет?

– Это уже история.

– Но ведь эти люди где-то есть, они не исчезли.

– Это было самое боеспособное подразделение российской армии из-за этой абсолютно варварской философии, которой оно руководствовалось. Сплошные штурмы, абсолютное пренебрежение к сохранению человеческой жизни, военная дерзость высокого уровня. Они были готовы перемалывать большое количество человеческого материала ради своих целей. Они имели бесконечный ресурс, который могли использовать совершенно безжалостно. К тому же до мая там был профессиональный хороший костяк. У меня есть подтверждение этому от моих побратимов, которые сталкивались с "вагнеровцами" под тем же Бахмутом.

Но сейчас этого уже нет. Часть представителей ЧВК "Вагнер" отбыла в Африку, откуда уже не вернется. Часть из них подписала контракт с министерством обороны России, а это уже не та структура, какой была ЧВК "Вагнер". И определенная часть очутилась в Беларуси. Но, по-моему, эта группировка – обычная пугалка, которая на самом деле ничего из себя не представляет.

Поэтому ЧВК "Вагнер" на этой войне – это уже история. Однако не стоит забывать, что в России есть другие частные военные компании, в частности аффилированные с министерством обороны, и их продолжают использовать. Но от "Вагнера" остался только бренд.