ВСУ могут взять крупную группировку армии РФ в котел. Офицер Крамаров назвал главное условие

Продвижение в районе Очеретино на Покровском направлении, своеобразный клин, который сделала российская оккупационная армия, представляет для врага большую угрозу. Силы обороны имеют теоретическую возможность взять эту большую группировку противника в котел, например, в пределах крупных автодорог, проходящих вблизи Авдеевки. Чтобы избежать такого развития событий, оккупанты пытаются расширить фронт в районе Нью-Йорка. Впрочем, если ВСУ будут иметь достаточно личного состава и оружия, эту задачу можно будет выполнить.

Одна из текущих задач вражеской армии на востоке – установить контроль над трассой Часов Яр – Константиновка. Что касается ситуации в Часовом Яре, то он держится, несмотря на то, что очередной район города сровняли с землей. Впрочем, здесь противник использует тот же подход, что и при взятии Бахмута.

Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал офицер резерва ВСУ, военный эксперт Андрей Крамаров.

– По оценкам британского Royal United Services Institute, в текущем и следующем году Россия хочет получить по 1500 танков и 3000 бронемашин, при этом большая часть – это модернизированные и восстановленные машины. Считаете ли вы, что это реально?

– Россияне могут производить с нуля 200 танков в год. Действительно, у них еще остаются возможности расконсервирования. В частности, у них осталось на хранении 23% танков Т-80БВ по сравнению с тем, что было до начала полномасштабного вторжения. Следовательно, нарастить такое безумное производство у них никаких возможностей нет.

Ни одна страна не может выпускать танки в таких объемах. Да, на сегодняшний день потенциал производителя танков Abrams – максимум 12 единиц в месяц. Во время холодной войны в 1980-х годах было максимум 100 танков в месяц.

Следовательно, желание россиян – это очень хорошо, но реально добиться этого невозможно. Наши бойцы отметят, что при наступлении врага на Харьковщину – на Волчанск, на Липцы – наблюдается очень низкий уровень обеспечения бронетехникой, который всегда был очень высоким. Всю бронетехнику, производимую в них и которую они могут реанимировать, они бросают на Донецкое направление.

– Считаете ли вы, что Россия может вести длительную, долгую войну, в частности, учитывая те довольно скромные возможности, о которых вы сказали?

– Да, может. Потому что у них безграничная площадка перегруппировки бюджета. Фактически половину бюджета они могут бросить на войну, а относительно оставшейся половины сказать россиянам: мы не едим, не спим, но должны воевать. Так поступает любой авторитарный режим, который к тому же поддерживается другими авторитарными режимами.

К примеру, Северная Корея наконец-то получила единственный рынок сбыта – Россию – для снарядов и определенных типов артиллерии. Они это производили, но никогда не могли продать из-за международных санкций. И сейчас они могут очень многое поставлять в Россию. Фактически речь идет о северокорейском экономическом чуде типа того, что было в Германии в 1960-х или в Италии в 1970-х – просто потому, что они будут сплавлять России все вооружение, которое только могут.

– Американский Институт изучения войны обратил внимание на то, что, несмотря на формирование в Украине нескольких новых бригад, из-за задержки или недостаточных объемов поставки оружия эти новые подразделения будет невозможно полностью обеспечить всем необходимым. Видите ли вы в этом угрозу?

– Это тезис нашего президента, и я совершенно с ним не согласен. В частности, он сказал, что речь идет о готовящихся к контрнаступлению бригадах. У нас сейчас нет возможностей для контрнаступления. Есть очень большой вопрос обороны, прежде всего на Донецком направлении.

Да, россияне исчерпывают просто все, что имеют, – все свое обеспечение они бросают на это направление. А мы потихоньку теряем наши позиции. Это вопрос к нашей линии обороны, к тому, каким является обеспечение от партнеров.

Я считаю, что тезис о том, что мы держим 14 бригад, которые находятся в тылу, чтобы начать контрнаступление, совершенно неверен. Если мы посмотрим на линию фронта, особенно в Донецкой области, то станет понятно, что эти 14 бригад нужны нам прежде всего для обороны.

– В сводке Генштаба говорится, что за сутки 4 июля произошло 155 боевых столкновений, при этом практически половина из них пришлась на Покровское и Торецкое направления. Вы сказали, что мы, к сожалению, понемногу теряем позиции. Что, по-вашему, нужно больше всего, чтобы остановить врага на этом наиболее горячем участке фронта?

– Нам нужно больше личного состава, больше техники. Да, мы можем остановить врага. Тем более если посмотреть на ситуацию с точки зрения военной теории, то враг этим своим выступлением, которое он делает в районе Очеретино, может сделать себе очень плохо, если мы сможем его здесь отрезать. Если у нас будет достаточно сил, достаточно техники, это выступление можно будет просто перерезать, например по трассе. Как говорят россияне, взять в котел.

Теоретически у нас такая возможность есть. Практически пока что, к сожалению, нет.

– Но ведь на этом участке фронта враг расширяет свой плацдарм.

– Да, расширяет. Помните, во время одного из предыдущих интервью я говорил, что очень плохо сдать Авдеевку, потому что тогда враг сможет получить широкий фронт. И сейчас он это и реализует. Большее количество личного состава, большее количество техники.

Мы видим, что противник пытается наступать в районе Нью-Йорка. Так они пробуют расширить свой фронт для того, чтоб к ним никто не зашел в тыл.

– Действительно, в районе Нью-Йорка они пытаются сделать такой клин.

– Они пытаются перехватить нашу трассу, которая является основным сообщением с Часовым Яром – ту, которая ведет от Константиновки. Часов Яр продолжает стоять. Да, они стерли с лица земли еще один район города, дальше за ним идет естественное препятствие. Врагу будет очень тяжело его перейти. Но тем не менее это напоминает мне ситуацию боев за Бахмут, когда враг также стер с лица земли левобережную часть Бахмута до реки Бахмутка, просто сровнял под корень, а затем начал штурм. Но для этого ему понадобилось 3-3,5 месяца.