Яковенко: в Кремле идет своя война, "Вагнер" Пригожина под Бахмутом уже не поддерживают огнем. Интервью

Хозяин ЧВК "Вагнер" Евгений Пригожин вошел в прямой конфликт с российским минобороны и генштабом оккупационной армии. По оценкам Института изучения войны (ISW), сегодня этот конфликт достиг апогея. Сам глава Кремля Владимир Путин частично встал на сторону минобороны. Пригожина лишили большой части привилегий, а его армию под украинским Бахмутом уже не поддерживают огнем.

Видео дня

Но на самом деле конфликт в силовом блоке страны-агрессора России намного более масштабен. Сегодня напряжение и конкуренция существуют между "армиями" донбасских "республик" и российскими подразделениями мобилизованных, между кадыровцами и остальной российской армией. И это напряжение – в плюс для Украины. Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZREVATEL высказал российский оппозиционный политик и журналист Игорь Яковенко.

– Не складывается ли у вас впечатление, что сегодня для Кремля важнее, кто распишется на "рейхстаге" украинского Бахмута – минобороны или Пригожин – чем само взятие этого небольшого городка? Почему, по вашему мнению, сегодня в СМИ так часто звучит фамилия Пригожина?

– Почему Бахмут обладает такой сакральной значимостью для России? По очень простой причине. За последние десять месяцев это единственный успех, который может быть достигнут на фронте, если этот небольшой украинский городок будет взят. Успехов ведь нет никаких. Россия продвигается там по несколько метров, устилая землю трупами, и это фактически единственное достижение.

Поэтому Бахмут сакрализируется, его значение преувеличивается. В частности, тот же Пригожин уже успел назвать битву за Соледар более важным событием, чем одно из ключевых событий Второй мировой войны – битва за Сталинград. Конечно, это фантастическая чушь для очень многих людей, которые понимают, что происходит.

Что же касается идеи, что Кремлю все равно, что ему важно, кто распишется на этом "рейхстаге" – нет, Кремлю важно, чтобы хоть кто-то взял Бахмут. Но здесь конкурирует не Кремль и кто-то, а Пригожин и Шойгу вместе с Герасимовым.

Серьезная конкуренция между Пригожиным, минобороны и генштабом началась задолго до войны, когда он пробовал откусить огромный кусок от бюджета министерства обороны, пытаясь захватить значительную часть подрядов на продовольствие, снабжение и т. д. На самом деле, Пригожин – это акула, которая хватает абсолютно все, что плохо лежит. Не говоря уже о том, что он получил контроль над целыми африканскими странами – Центральноафриканской Республикой и другими.

Действительно, сегодня конкуренция между ним, минобороны и генштабом очевидна, она вышла в публичную плоскость. Минобороны всеми силами пытается прижать Пригожина. Его не лишают снабжения боеприпасами, но поставили на тот же уровень, что и другие подразделения. Ему отрезали спецсвязь, по которой он мог совершенно спокойно звонить любому чиновнику, заблокировали свободный пропуск в чиновничьи коридоры и кабинеты.

Естественно, у Пригожина, который привык находиться в привилегированном положении, это вызывает возмущение. На аппаратном поле он, конечно, проигрывает. Но старается отыграться на медийном поле, где у него гораздо больше возможностей, чем у минобороны. Во-первых, он гораздо более искусный оратор, чем деревянные чиновники минобороны. Во-вторых, у него довольно мощный медийный ресурс.

Война продолжается.

– Как эта война сказывается на позициях российской оккупационной армии в Украине?

– Она очень на пользу Украине. В результате ЧВК "Вагнер" не поддерживают огнем, не поддерживают с флангов. Количество трупов, которыми ЧВК выстилает свой путь в сторону захвата Бахмута, достигло совершенно фантастических размеров. По некоторым оценкам, "Вагнер" под Бахмутом положил порядка 30 тыс. своих бойцов.

В конечном итоге конфликт внутри оккупационных войск довольно серьезный. Он не ограничивается конфликтом, о котором мы говорим. Он существует и между подразделениями "ДНР" и "ЛНР", с одной стороны, и подразделениями, сформированными из мобилизованных, с другой. Он существует между "кадыровцами", которые вообще представляют собой абсолютно инородное тело в российской армии, и остальной частью российских вооруженных сил.

Это внутреннее напряжение в оккупационной армии между несколькими частями, которые имеют разный опыт, разное снабжение, формируются по-разному, мотивированы по-разному – в какой-то степени большой плюс для Украины. И в какой-то степени это приводит к нарушению главного принципа во время войны – принципа единоначалия. Это главное, что на сегодня является результатом этой внутренней свары.

– Действительно, принцип единоначалия, похоже, дал трещину. Но мы не видим, как на эту ситуацию реагирует Путин. Если раньше он отдельными фразами давал понять, что этот конфликт ему не нравится, то в последнее время он просто молчит. Может ли это быть свидетельством того, что Путин теряет контроль над происходящим?

– В какой-то степени Путин действительно теряет контроль. Он, конечно, как-то поучаствовал в этом конфликте на одной стороне. Он сделал несколько шагов в сторону министерства обороны. Во-первых, назначение Герасимова. Второе – отлучение Пригожина от возможности рекрутировать бойцов из числа заключенных. Теперь эта опция перешла к Шойгу. Тот, по сути, создал свою частную военную компанию.

То есть Путин в этом противостоянии сдвинулся в сторону министерства обороны. Но не до конца. Окончательно сделать выбор в пользу минобороны Путин не может, поскольку прекрасно понимает, что ЧВК "Вагнер" на сегодняшний день – это наиболее боеспособные части, и полная победа генштаба не на пользу оккупационным войскам. Если не будет "Вагнера", кто будет воевать? Паркетные генералы? Или мобилизованные, которые могут только ложиться в украинскую землю и становиться черноземом, но наступать точно не могут?

Поэтому я думаю, что Путин сейчас предпочитает не вмешиваться и отмалчиваться. Он сделал несколько шагов, которые уравновесили это противостояние. Оно находится в некотором неустойчивом равновесии.

– Последний вопрос – по поводу планов самого Пригожина. Он заявил о том, что собирается превратить "Вагнер" в армию с идеологией, которая будет бороться за справедливость. Есть ли признаки того, что он намерен идти ва-банк? Если да, на что он может рассчитывать в этой своей игре?

– Я думаю, что Пригожин играет одновременно на нескольких досках. Совершенно очевидно, что он пытается укрепить свое политическое влияние в расчете на инерционный вариант развития событий в России, то есть если путинский режим сохранится в том виде, в каком он существует сейчас. Если в результате военного поражения режим не рухнет, то когда-то будут какие-то выборы, и Пригожин явно претендует на то, чтобы создать свою политическую силу, которая может участвовать в выборах и претендовать на долю политического пирога. Что, кстати, совершенно обоснованно, потому что подобного рода риторика и популярность Пригожина позволяет ему на это рассчитывать.

Но есть и другой вариант – путинский режим рухнет, и страна свалится в смуту. Тогда эта "армия с идеологией" станет инструментом борьбы за территории, за собственность. По сути, в мафиозной войне, в которую переродится война империалистическая, ныне идущая в Украине, вполне может поучаствовать Пригожин со своей так называемой обновленной армией. Думаю, это понимает и Пригожин, и Кадыров, и другие люди, обладающие хоть каким-то военным потенциалом в России.